Девочка-лед (СИ)

Уже в спортзале Петр Алексеевич начинает разбор полетов. Строит класс шеренгой, заново как маленьким разжевывая правила поведения в школе. Затем после воспитательной беседы гонит взбудораженную толпу на разминку, отдавая во власть Пилюгина.

— А вы, трое, придете после занятий. Отрабатывать свое наказание! — говорит он нам сердито.

— У меня другие планы, — громко заявляет Беркут, стаскивая с себя мокрую и грязную футболку.

— Я сказал, Беркутов! В три тридцать. Здесь! — безапелляционным тоном командует Петр Алексеевич.

— Я не приду, у меня тренировка, — бросает в ответ Роман, вытирая все той же футболкой свои темные волосы.

Девчонки, пробегающие мимо, шепчутся и то и дело пялятся на его оголенный, атлетично сложенный торс.

А я не смотрю. Оно мне не надо абсолютно…

— В таком случае, я буду вынужден сообщить Борису Олеговичу о том, что ты снова распускаешь руки вне зала!

— Стучите, мне фиолетово, — грубит мальчишка и, закинув дорогую майку в мусорное ведро, направляется к скамейке.

Садится, вытягивает вперед длинные ноги и откидывает голову на стену.

— Вылетишь перед соревнованиями как пробка, Беркутов! Сам знаешь!

Тот скалится и все больше раздражаясь, закрывает глаза.

Невыносимый до ужаса! Грубиян и хамло. Вот кто он.

Данька шмыгает носом, убирая от лица бинт.

— Кто первый начал, Князев?

Друг молчит. Как всегда.

— Беркутов? — обращается к нему тренер. — Ты?

— Да, — отвечает с вызовом.

А этот, как всегда, согласен взять все на себя. На самом деле, говоря по честному, они оба хороши. Задирают друг друга регулярно и поочередно. Даже не верится, что когда-то были лучшими друзьями.

— От тебя, Лисицына вообще не ожидал! — качает головой тренер, и это простое порицание заставляет меня виновато опустить голову. — Грановская, я не понял, ты там язык разминаешь или голеностоп?

Тренер отвлекается, дабы приструнить выпускников, весьма неохотно выполняющих опостылевшие за одиннадцать лет физические упражнения.

— Дура бешеная, — слышу я в этот момент в свой адрес от Беркутова. И щека адски горит от его колючего взгляда.

— Рот закрой! — гневается Князев и порывается подойти к нему снова. — Не дыши даже в ее сторону, понял?

— Дань, пожалуйста, не надо, Дань, — жалобно прошу я, перехватывая его руку.

— Далась мне твоя убогая, — уничижительно фыркает Беркут, и грудь помимо воли сдавливает от того, насколько брезгливо звучит его голос. Может, потому что именно так конкретно Он не называл меня никогда…

Пытаюсь убедить себя в том, что это просто слова. Набор букв, брошенный для того, чтобы в очередной раз зацепить меня и Князева.

— Дань, че такое?

Рядом с нами вырастает высокая фигура Пашки Аверина. Он растерянно смотрит на разбитое Данькино лицо, на меня, промокшую насквозь и на самодовольную морду ухмыляющегося врага, в расслабленной позе развалившегося на скамейке.

— Этот урод опять…

— Аверин, иди сюда, — манит пальцем и задирает Роман теперь и Пашку. — Тебя для пропорции я тоже готов разукрасить.

— Ну-ка замолчали! — гремит не хуже грома голос Петра Алексеевича. — Упали, отжались оба. Аверин, штраф за опоздание!

— Так это, Циркуль, — осекается под взглядом физкультурника, — то есть Элеонора Андревна попросила помочь, так я и это…

— Ты у меня сейчас сам циркулем на шпагат сядешь! Быстро на разминку! А ты, Лисицына пойди переоденься. У Пилюгина чересчур обильное слюноотделение. Того и гляди приступ начнется.

Я, краснея до самой макушки, удаляюсь в раздевалку. И последнее, что успеваю заметить, Даню и Романа, опустившихся на пол.

*********

Второе сентября кажется поистине бесконечным. Русский язык, химия, литература… И на каждом из уроков Беркутов считает своим долгом так или иначе меня зацепить. На алгебре и вовсе издевается с каким-то нескрываемым, нездоровым удовольствием. Полагаю, потому что знает, этот отвратительный предмет, увы, для меня темный лес и самое слабое место. Ахиллесова пята, если хотите.

Я стою у доски и пытаюсь сконцентрироваться на задании, вперившись взглядом в учебник.

— Лисииицына, — обращается ко мне Элеонора Андреевна, — еще раз прочитай условия задачи.

— Ей это не поможет, — прилетает от Грановской язвительное в ответ.

Вот уж кто бы рот не открывал! Таблицу умножения не знает!

— Винни-Пух и Пятачок пришли в ресторан Совы и заказали две большие банки меда на двоих, — тяжело вздохнув, под сдавленный смех одноклассников читаю я. — Винни съедает такую банку меда за 4 часа, а его друг Пятачок съедает половину такой же банки меда за 8 часов. За сколько минут они съедят банку меда вместе?

— Типовая задача экзамена, — кивает Элеонора, поправляя очки. — Ну-с…

— Под чем был тот, кто составлял эту задачу? — просыпается Пилюгин.

— Примем всю банку меда за икс килограмм, — пишу я. — Составим таблицу: объем еды, время, производительность.

Абрамов усмехается. Уж не знаю, что его рассмешило.

— В минуты переведи все тупица, — доносится с последней парты Его голос.

— Ромааан! — возмущается учительница.

— Что? — отвечает недовольно. — Пусть научится читать условия задачи.