Девочка по имени Зверёк

– Значит, я верно решил: пойдем ночью, чтобы рано утром быть на месте. Лошадей оставим у Гуннара.

* * *

Море привело ее в восторг, ошеломило и напоило какой-то новой неизведанной силой. Это было не то море, где она плавала у берега; не то, что раскачивало лодку Ольвина; не то, что ей, стоящей на берегу, грозило штормовой волной – в открытом море она изведала всю мощь новой стихии!

Очень долго корабль сопровождали чайки. Луури забралась на самый нос корабля и, ухватившись за какую-то перекладину, свесив голову вниз, с пьянящим удовольствием следила за ходом корабля, чей нос то взмывал на волне вверх, то неспешно и важно опускался вниз. Пролетавшая мимо чайка захватила ее воображение своей свободой, и Луури «перешла» в состояние чайки, чтобы лучше насладиться этой новой свободой полета.

– Смотри, Ольвин, – услышала она веселый голос Учителя, – Луури сейчас превратится в чайку и улетит от нас!

– Тебе следует крепче держаться. – Обращенные к ней слова Ольвина выдавали его беспокойство.

– Она достаточно осторожна, – сказал Горвинд.

– И все же нуждается в заботе! – не унимался Ольвин.

Она с улыбкой оглянулась и помахала ему, продолжая держаться лишь одной рукой. Он в ответ погрозил ей кулаком. Тогда она, обхватив борт ногами, помахала ему двумя руками одновременно. Он же, ругаясь на нее, не поленился встать и стащить ее на палубу, как Луури ни сопротивлялась. Впрочем, она не сердилась.

Несколько дней пролетели незаметно. Как-то вечером, завернувшись в теплый плащ Ольвина и приткнувшись к нему под бок, под хлопанье паруса на ветру она тихо спросила:

– Хочешь, я расскажу тебе, как я летаю?

Она немного побаивалась, что он поднимет ее на смех, но он очень серьезно, без тени насмешки утвердительно кивнул головой. И Луури со все возрастающим воодушевлением принялась расписывать ему, как она представляет себя чайкой, и это получается так хорошо, что кажется – у нее есть крылья и она летит над волнами. А еще – как она «поднималась» над сосной, а потом – над лесом. И еще – как лежала на траве и слушала шепот и шорохи земли и голоса лесных жителей и как ручей учил ее постоянно меняться и при этом оставаться собой…

– Что это дает тебе? – спросил Ольвин.

Он лежал на боку, подперев голову рукой, смотрел на нее во все глаза и слушал, ни на миг не отвлекаясь. Она задумалась.

– Не знаю, что и сказать тебе. Знаю только, что без этого не могу: я должна видеть мир со всех сторон, иначе я как будто не живу.

Он покивал задумчиво. Ей понравилось, как он ее слушал.

Перед сном она решила узнать у Ольвина, знает ли он, для чего они плывут в Норвегию. Он удивился вопросу:

– Конечно. Учитель должен рассказать о пирамидах и вообще о путешествии не только нам. Придут его друзья и кое-кто из его бывших учеников.

Он хотел добавить еще что-то, но Горвинд строго сказал:

– Эй, вы, там, под плащом, ну-ка спите!

И Ольвин, щелкнув ее по носу, вскоре заснул. Что-то неуловимое не понравилось ей в его словах, но понять мешала усталость, и она тоже уснула.

Утром показался берег.

* * *

Двое встречали их на пристани. Они сказали, что ждут уже несколько дней, начиная с новолуния. Эти слова, видимо, многое значили для Горвинда, но ничего не сказали Луури. Учитель назначил им («и остальным», как он сказал) встречу в месте, которое, похоже, было известно всем друзьям и ученикам – «на лесной поляне Синего фьорда». Эти двое оставили им кое-какой еды и почти сразу ушли.

– Они соберут остальных, мы же отправимся туда прямо сейчас, – сказал Учитель.

На поляне Синего фьорда было очень красиво: впереди расстилалось море, сзади близко к берегу подходил лес, вдали высились и в самом деле казавшиеся синими от теней скалы. Меж поросшими травой небольшими холмиками нашлось старое кострище – здесь и остановились.

Люди подходили в течение всего следующего утра, и к полудню всех было около двадцати. Каждого вновь пришедшего радостно приветствовали. Уже горел костер, готовилась еда. Ольвин что-то рассказывал, и время от времени все дружно хохотали – легко и открыто, как смеются люди только в своем узком кругу, где совсем нет посторонних. Когда наконец собрались все, Учитель сказал несколько тихих слов (Луури не расслышала, потому что сидела чуть поодаль, у самого подножия одного из холмиков), и все, торжественно замолчав, встали. Каждый обнял за плечи соседа, и образовался живой замкнутый круг. Они молчали, но от их действа шла такая сила, что Луури замерла. Она сжалась в комочек и почти перестала дышать.

Спустя некоторое время круг разомкнулся, каждый устроился где ему удобней, и все приготовились слушать.