Девочка в красном пальто

Я надеваю легинсы и мою любимую красно-малиновую полосатую футболку, она такая мягкая, и коже от нее приятно, а еще у нее длинные рукава, и я могу весь день любоваться этими полосками. Перед тем как спуститься вниз, я хочу нарисовать картинку про фестиваль сказок и историй. Беру лист бумаги и рисую карандашом мужчину, он сидит. На носу у него очки. Чтобы показать, что он рассказывает историю, я рисую слова, которые словно выплывают у него изо рта. У его ног я рисую кролика, тот даже рот открыл – так заслушался.

Снизу из кухни пахнет тостами, на маме джинсы и блузка в цветочек. Мама как-то сказала, что блузки в цветочек для нее «высший шик», точнее – «от-кутюр». Я попросила ее написать эти слова на бумажке, чтобы выучить и расширить свой словарный запас.

– Так мы едем? – на всякий случай уточняю я, потому что ни в чем нельзя быть уверенной до конца.

Мама оборачивается и улыбается:

– Да, Кармел, едем!

7

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

В тот день мы поехали на поезде. Мне хотелось, чтобы этот день стал для Кармел особенным, а поездка на поезде вместо обычного автобуса – это как-никак развлечение.

В ту пору у нее были любимые вещи и «пунктики», как у каждого ребенка. Привязанности внезапно возникали и быстро проходили, но пристрастие к красному цвету было на редкость устойчивым. Я купила ей красное шерстяное пальто, она его носила, не снимая. Она спросила, можно ли, когда мы будем покупать ей туфли, купить красные, мы видели такие в витрине «Кларке». Каждый раз, приезжая в город, мы специально проходили мимо магазина убедиться, что туфли на месте. На мою зарплату особо не разгуляешься, но я прикинула, что смогу купить эти туфли на Пасху, к выходу в школу после праздников, и молила Бога о том, чтобы их не продали раньше. Совершенно мистическим образом эти туфли каждый раз встречали нас на прежнем месте – на обитой зеленым сукном полке, словно две большие божьи коровки, хотя весь остальной ассортимент постоянно менялся. В то утро, когда она надевала свое красное пальто, я приняла решение:

– Завтра мы поедем в город, и если те туфли еще на месте, купим их.

– Правда?

– Правда.

Гори оно все синим пламенем, заплачу с кредитки, а потом как-нибудь разберусь. В то утро, когда весенний ветерок дышал в дверь, все на свете казалось возможным. Может, я даже попрошу денег на эти туфли у Пола – теперь, когда он объявился. Нет сомнений, что он хочет общаться с дочерью, даже если не желает иметь дела со мной. Возможно, наступило время принять от него помощь, которую он предлагал, а я так легкомысленно отказалась, утверждая, что мы сами обойдемся.

В тот день, когда мы ехали в поезде, прошлое на время ослабило свою хватку – под влиянием весны, горячего воздуха, который врывался от набиравших скорость поездов, и предвкушения грядущего дня, который мы проведем вместе. Я подумала: в каком жутком состоянии, в каком ужасном, бессмысленном отупении я прожила весь год, год после того, как ушел Пол. Пора встряхнуться.

Кармел в своем красном пальто сидела напротив. Вагон был переполнен. Высокий молодой человек в грязной джинсовой куртке, с татуировкой в виде паутины, которая виднелась на груди в расстегнутом вороте рубашке, пробрался к нам и сел рядом с Кармел. Он вертел в руках мобильный телефон, пока не подошел контролер проверить билеты. Мне с первого взгляда стало ясно, что парню в куртке не терпится завести разговор. Слова уже не раз готовы были сорваться с его языка, но он проглатывал их, однако после проверки билетов не удержался.

– Какая славная у вас девочка, – обратился он ко мне.

– Да, спасибо. – Я улыбнулась в ответ. Вагон казался мирным и безопасным, Кармел сидела напротив.

– Решили развлечься вдвоем, в чисто женской компании?

Я кивнула. Он стрельнул цепким взглядом в поисках кольца на моем пальце, или мне показалось? Хотя смешно думать, что в наше время кто-то будет считаться с такими мелочами – особенно в его возрасте.

– А папашу, значит, оставили дома?

– Оставили.

Без кольца мой палец казался голым, словно выкопанный корень, а меньше года назад на нем поблескивало широкое золотое кольцо с серебряным цветочным узором-ободком. Как бы то ни было, я испытала облегчение, когда парень сошел с поезда.

– Хорошо все-таки, что он ушел, – сказала я.

– Кто? – спросила Кармел, которая была далеко в своих мыслях.

– Человек-паук, естественно.

Она не засмеялась моей глупой шутке, только шлепнула меня по руке – слегка, разок – и задумчиво сказала:

– Ах ты, чудилка.

Снова мы были вдвоем, сидели друг против друга. Поезд ехал между деревьями, которые росли по обе стороны от рельсов. Волосы Кармел наэлектризовались о синтетический подголовник сиденья, пока она смотрела в окно. Деревья росли с промежутками, и ее лицо оказывалось то в тени, то на свету. Этот образ и отпечатался в моей памяти навсегда. Лицо Кармел в полосках света и тени, которое то вспыхивало, то гасло, как в кино, перед тем как пленка вот-вот закончится.

8