Девочки-мотыльки

Дебби продолжила говорить о чувстве вины. И все листала блокнот. Мэнди вспомнила доктора Шуклу и ее заметки. Вспомнила картину на стене кабинета, которая называлась «Автомат» и на которой молодая женщина сидела в кафе глубокой ночью и пила из чашки. Мэнди окинула взором столы и кабинки и задалась вопросом, каково сидеть в этом кафе ранним утром, выглядывать в окно на темную улицу и видеть ночной город. Это навело на мысли о выходящей ранним утром из машины Петры, ее визите к дому, из которого она когда-то пропала. Она стояла у проволочного забора и как призрак смотрела на руины. Услышав, что ее окликнули по имени, Петра скрылась в машине, в которой приехала.

– Ты как будто витаешь в облаках!

На нее пристально смотрела Дебби. Она была права. Мыслями Мэнди находилась далеко. Так частенько происходило в последнее время: ей было сложно сосредоточиться на чем-то одном.

– Извините, у меня сейчас стольким голова забита.

– Да, вот поэтому мы здесь. Ладно, на чем мы остановились? Расскажи о первых неделях школьного семестра, о дружбе с девочками.

Мэнди в очередной раз проговорила события первых семи недель средней школы, когда она подружилась с Петрой и Тиной. Дебби делала в блокноте заметки. Иногда задавала вопросы, но потом возвращалась к заметкам. Когда Мэнди закончила рассказывать все, что помнила, Дебби закрыла блокнот. Мужчина за стойкой косо подглядывал на них. Мэнди задумалась, не рассердился ли он, что двое людей так открыто используют кафе в качестве переговорной, но Дебби говорила, что практикует это и с другими пациентами. «Очень важно избавиться от обстановки клиники и просто поговорить», – частенько повторяла она.

– У меня возникли кое-какие мысли, которыми я поделилась со своим научным руководителем…

Под словом «руководитель» Мэнди представляла начальника, но в данном случае это был профессор, курирующий докторскую диссертацию Дебби.

– И она предложила мне изучить некоторые исследования, в частности случаи в Америке…

– Вы имеете в виду кливлендских девочек? Их похитили и удерживали десять лет…

– Нет, не этот случай… – Дебби немного смутилась. – Нет, она предложила просмотреть исследования по подросткам, которые страдали от депрессии, вызванной социальной неустроенностью. Думаю, кое-что имеет отношение к твоему случаю.

– Не понимаю.

Дебби пролистала блокнот и остановилась на исписанной странице. С минуту читала, и Мэнди почувствовала, что в ней разрастается разочарование. Она согласилась на эти встречи только потому, что психотерапевт была не отсюда, она не видела ее прежде. Но сеансы не привели ни к чему новому. Дебби задавала все те же старые вопросы, а она рассказывала все ту же старую историю. И теперь она думает, что Мэнди в депрессии? Она это знала!

– Если разделить события пятилетней давности, получится три пункта. Первый: твоя дружба с девочками. Второй: твой отказ войти с ними в тот дом. И третий: ты пять часов никому не говорила, куда они пошли.

Теперь Мэнди стало интересно. Перед ней никогда так это не раскладывали.

– Давай начнем с третьего. Ты никому не сказала, что девочки пошли в тот дом. И это действие, совершенно очевидно, имело серьезные последствия. Тебе было двенадцать, и твои причины ясны. Ты не хотела неприятностей. «Я знаю, что Петра и Тина в том доме и что с ними происходит что-то ужасное, но никому не скажу» – не твой случай. Нет, ты просто поступила, как многие, и позаботилась о себе.

Звучало резко, жестко и эгоистично. Мэнди осмотрелась, опасаясь, что кто-то услышит Дебби, но рядом никого не было. Мужчина за стойкой сосредоточенно полировал кофе-машину, вырисовывая тряпкой круги.

– Давай рассмотрим второй пункт. Ты отказалась войти в дом. Я хочу, чтобы ты это обдумала. Ты ощущаешь вину за то, что каким-то образом их подвела? Возможно, думаешь, что должна была пойти с ними. Или, может, тебе кажется, что нужно было убедить их не ходить, и это причиняет тебе боль.

Мэнди задумалась. Что конкретно она ощутила, когда они пошли в дом без нее? Обычно ее чувства походили на тугой шарик, но сейчас их просили разделить – это как сорвать лепестки с закрытого соцветия.

– И наконец, первый пункт. Твоя дружба с девочками. До трагедии ты старалась стать частью команды, и сказанное тобой в прошлом доктору Шукле указывает на то, что ты обиделась, когда они не приняли тебя с распростертыми объятиями. Могу предположить, что значительная часть ощущаемой тобой боли – депрессии – связана с этим неразрешенным чувством отказа от девочек. Или как минимум от одной из них – Петры. Вот почему, я думаю, ты видела Петру в автобусах. Тина, которая приняла твою дружбу и тепло к тебе относилась, не преследует тебя так, как Петра. «Преследует» – это я метафорически.

Мэнди откинулась на спинку стула и скрестила руки. Она ничего не ответила. Разочарование испарилось, и она обдумывала слова Дебби. Ей всегда было интересно, почему все эти разы она видела именно Петру, а не Тину. Неужели все из-за того, что ее расстроила отставка от Петры? Но что она тогда за человек? Ее больше тяготили задетые чувства, чем пропавшие девочки?