Девственницы

Он выбрал ее. Мой брат выбрал девочку с птичками на рукавах. Наверное, из-за птичек. Как можно не захотеть выбрать девочку с птичками на рукавах? Я отращиваю перья. У меня есть длинные перья под мышками и между ног. Когда я чешусь, приятно, как будто наступила Пасха. Скоро перья вырастут, и я смогу улететь в большой город. У Майкла есть перья. Я их видел. Черные кудрявые перья, как у дедушкиных бантамских петухов.

— Эй, придурок! Иди сюда. Будешь воротами.

Я не хочу быть воротами. Я хочу быть со своим братом, чтобы мы вдвоем улетели по воздуху в город.

«Интересно, чем занимается этот полоумный?» — думала Тот, наблюдая за тем, как Симус подпрыгивает на тротуаре с выражением крайней сосредоточенности на лице. Найджел отошел к двум кучам курток — воротам своей команды. Судя по выражению его лица, ему противно было находиться на одном поле с Симусом, пусть даже Симус не играет, а просто изображает ворота. Найджел стянул с себя джемпер и кинул поверх остальных вещей. Под джемпером оказалась темно-синяя футболка «Фред Перри». Тот нравилось, как он одевается. Настоящий скинхед. Тот обиделась на маму за то, что та отдала Лилли О'Фланнери шелковую переливчатую юбочку Дороти, из которой сестра уже выросла. Если бы на Тот сегодня была та юбочка, Найджел обязательно взял бы ее в свою команду. Она покрутилась бы перед ним, и он бы совсем обалдел, глядя, как переливается ее крутая скинхедская юбочка: то синяя, то зеленая. Теперь она в команде Майкла, юбку получила Лилли, а Найджел так ничего и не узнает.

— Давай сюда, если играешь! — Майкл стоял на противоположном конце лужайки, уперев кулаки в бедра. — Ты играешь или нет?

Тот встала и передала бирючинную петлю с паутиной Симусу, переставшему подпрыгивать. Он взял петлю; его ладонь, коснувшаяся ее пальцев, была теплая и влажная. Тот поспешно отдернула свою руку и принялась вытирать ее о куртку. Потом посмотрела, как Симус поднес петлю к лицу и сунул нос в паутину. «Вот псих», — подумала она и побрела к своей команде.

Я — умственно отсталый. Слова мне нравятся, но я знаю, что они обозначают что-то плохое. Майкл все время так меня называет; наверное, он думает, что быть умственно отсталым хорошо. Она дала мне что-то мягкое. Девочка с птичками дала мне мягкое, и теперь я вдыхаю это. На петле оно белое, с пауками, но у меня в голове, в моем дыхании оно зеленое, как пламя, если бросить в костер бутылку. У меня в голове зеленое, а когда она потерла птичек на куртке, они пели. Они позвали птичек на рукавах, и они все запели. Отец Джордж показал мне в большой книге картинку со святым Франциском Ассизским. Птички любят его, и все они живут в складках его рукавов. Птички спят в отворотах его коричневых рукавов. Они поют мне, когда солнце ложится спать. Я слышу их с заднего двора. Франциск Ассизский стоит у птичьей кормушки, и они все поют. В городе я куплю себе рубашку «Бен Шерман», как у Майкла, и не буду застегивать манжеты. Я буду брать спящих птичек с карнизов и ставить в садах других умственно отсталых. Я пошлю им музыку. Музыка проникнет сквозь трещины в их оконных рамах, как проникает ко мне.