Девушка из Англии

Он повернулся и направился в сторону от дороги, углубляясь в крутые, острые скалы. Джоан следовала за ним, тяжело дыша и не оглядываясь назад.

Салала и Руб-эль-Хали, Оман, 1909 год, март

После смерти Фэй Мод встречалась с Натаниэлем всего один раз перед отъездом в Аравию. Это случилось на Рождество в Марш-Хаусе. У него были красные глаза и затравленный вид, как в ту пору, когда он, еще мальчиком, возвращался из поездок в Ниццу к матери. Фэй умерла от опухоли, которая, судя по отзывам, безжалостно отняла у бедняжки утонченную красоту, прежде чем лишить жизни. Мод встретилась с ней только однажды. Видеть, как Натаниэль ее любит, было до того невыносимо, что отвергнутая соперница слегла вскоре после этого знакомства. Она не была больна физически, но так пала духом, что не могла выйти на улицу и не желала не только никого видеть, но даже есть. Стыдясь своей слабости, она скрывала ее от всех, а в особенности от отца, убеждая его, что трудится не покладая рук, заканчивая рукопись. Трехлетний брак Натаниэля и Фэй остался бездетным и был омрачен болезнями их обоих. Бóльшую часть этого времени они прожили в Триполи, а затем переехали в Багдад. Тяжелый климат и отсутствие комфорта оказали пагубное воздействие на Фэй, которая, судя по всему, медленно угасала, хотя никогда не жаловалась. Мод старалась побороть в себе ненависть к этой женщине, которая ни в чем не была виновата, но это ей не удавалось. Смерть Фэй вызвала у Мод такое позорное равнодушие, что какое-то время она избегала встречаться с Натаниэлем. Она знала, какие слова положено говорить в таких случаях, и не могла выдавить их из себя. А еще было невыносимо тяжело видеть его боль – возникало чувство, будто ее саму кто-то душит, медленно и неумолимо. Она послала открытку с траурной каймой и с изъявлениями сочувствия, понадеявшись, что он будет слишком занят, чтобы заметить, насколько фальшив ее тон.

К Рождеству 1908 года, на которое все собрались в Марш-Хаусе, Фэй не было в живых уже полгода. Натаниэль выглядел повзрослевшим и более серьезным, как будто горе лишило его последних остатков мальчишеской беззаботности. Он больше не приспускал пиджак с плеч и не засовывал руки в карманы, не облокачивался вальяжно на каминную полку в гостиной, а стоял прямо и слегка наклоняясь вперед, словно готовясь отразить нападение.

Мод все еще не могла говорить с ним с той же легкостью, что прежде. Она любила его глубоко, как никогда, и до сих пор оплакивала себя, а верней, гибель всех своих надежд, которые умерли в тот момент, когда он рассказал ей про Фэй. Смерть Фэй не давала повода для их возрождения. Было ясно, что Натаниэль все еще верен ее памяти, но, даже если бы он забыл Фэй, его чувства к Мод не изменились бы. В основном они говорили о путешествиях. О ее планах пересечь пустыню Руб-эль-Хали, это «Пустое Место» Аравийского полуострова, которое до сих пор еще никто не пересекал с юга на север, по самому длинному маршруту. Лавры первопроходца в случае удачи для Мод почти не имели значения. Конечно, это ей льстило и будило в ней легкое волнение. Но она уже и так была известной путешественницей, исследователем и знатоком древностей, а ее книги получили положительные отзывы от самых знаменитых и консервативно настроенных ученых, пусть и дававших их скрепя сердце. Некоторые из них даже перестали использовать в своих хвалебных рецензиях слова «для женщины». Но что действительно привлекало Мод в Руб-эль-Хали, так это ее безлюдность. Первозданная пустыня, нетронутая, непревзойденная в своем одиноком величии. У Мод развился вкус к подобным местам во время предыдущих странствий, и каждое из них лишь разжигало голод, а не утоляло его.

Натаниэль выслушивал ее планы – и когда они ели жареного гуся под соусом из красной смородины, и когда они затеяли прогулку верхом, несмотря на холодную серую морось, чтобы зайти к викарию и выпить шерри с печеньем. Натаниэль внимал ей, и постепенно его взгляд опять загорался. Поэтому Мод говорила и говорила, ибо видеть, как жадно он впитывает ее слова, было счастьем.

– Возможно, в этом и кроется ответ, Мод, – сказал он однажды поздно вечером, когда они сидели вдвоем у камина, в котором догорали тлеющие угольки. – Не понимаю, почему я не подумал об этом раньше. Я так устал и… в общем, не знаю. Мне было трудно думать после того, как Фэй… умерла. Вообще размышлять о чем бы то ни было… Но пустыня все изменит. Конечно изменит. Как в тот первый раз, в Египте, когда я был зол на всю вселенную. А там царил мир. Невозможно было сердиться, немыслимо обижаться на что-либо. Все просто… улетучилось. Боже, вот что мне сейчас нужно, Мод! Вот что необходимо.

Он наклонился к ней с голодным взглядом.