Девушка из Германии

Господин и госпожа Мозер робко улыбнулись, и их лица медленно засияли: они увидели свое спасение и впервые за много дней почувствовали, что есть смысл продолжать путь.

Я подумала, что они все потеряли рассудок. К этому времени на борту, похоже, не осталось человека в здравом уме. Что изменит письмо? Президентам будет наплевать на то, где мы окажемся. Никто не хотел брать на себя наши проблемы. Никто не хотел видеть Германию среди своих врагов. Какой смысл впускать всех этих нечистых людей в свои страны, в райские уголки гармонии и благополучия?

Наша первая большая ошибка заключалась в том, что мы отплыли из Гамбурга. Во время плавания мы жили лишь жалкими иллюзиями. Я не верила ни в фантазии, ни в выдуманный мир.

Вот почему я всегда ненавидела своих зловещих кукол, таких безответных и всегда смотревших на меня с вопросом, почему я не хочу играть с ними, ведь они были так великолепны, так совершенны и белокуры и так высоко ценились.

Все сбережения господина Мозера растаяли после покупки разрешения на высадку на Кубе и билетов для себя и своей семьи. И все же теперь он, казалось, вновь обрел веру в себя, слушая папу. И он принялся описывать драматические события своей жизни, как будто они были единственными изгоями на борту:

– Мы потеряли все. Мой брат ждет нас в Гаване, там он купил дом. Если они отправят нас обратно, нам некуда будет идти. Что будет с нашими тремя детьми? Если мы напишем кубинскому президенту, я уверен, его сердце смягчится.

Услышав от него такие обнадеживающие слова, его жена, должно быть, подумала, что опасность миновала. Что отец ее детей больше не захочет лишить себя жизни, которая когда-то так высоко ценилась. Мозеры вернулись в свою каюту, где она приготовила им постели. Этой ночью госпожа Мозер могла спать спокойно: она даже начала размереннее дышать.

Но судьба этой семьи была уже написана: когда я увидела, как господин Мозер выходит из нашей каюты, с опущенной головой, но счастливый, я уже знала, что произойдет. Я легла в постель и закрыла глаза. Моя голова начала бесконечно кружиться, не давая мне уснуть.

Прежде всего госпожа Мозер уложит детей спать, споет им колыбельную, устроит поудобнее и поцелует на ночь. Тронутая их видом, она будет радостно слушать легкое дыхание невинных детей, а затем удалится, чтобы отдохнуть рядом с мужчиной, которому она всегда доверяла и с которым решила создать семью. Человек, ради которого она покинула свою деревню, бросив родителей, братьев и сестер, чтобы взять себе новое имя. Она заснет рядом с ним, как и в прежние благополучные времена.

Пока семья спит, господин Мозер вылезет из постели. Он пройдет в ванную, поищет посеребренную бритву с кожаной ручкой, на которой значится эмблема «Сент-Луиса», и перережет себе артерии решительным ударом. Сначала он почувствует жгучую боль, но вскоре паника вытеснит все другие чувства. Он рухнет на пол, и кровь будет медленно вытекать из его дергающегося тела, так медленно, что, лежа на холодном кафеле в ванной комнате, он в последний раз увидит, как люди, которых он любил больше всего на свете, крепко спят.

Когда он будет биться в конвульсиях, его еще теплая кровь хлынет наружу. И хотя он по-прежнему будет в сознании, его зрение потускнеет, а удары сердца постепенно ослабеют. Наконец он затихнет. Кровь начнет высыхать, превращаясь из красной в черную. Жидкость затвердеет.

На рассвете госпожа Мозер проснется и поймет, что мужа нет рядом с ней. Она прикоснется к холодным простыням, которые больше не согревает тепло ее возлюбленного, а потом заметит, что дверь в ванную приоткрыта. Она медленно направится к ней, в ужасе от предполагаемого зрелища. Под бременем тяжелого предчувствия ее дыхание участится, станет более резким. Она захочет закричать, но не сможет. Остановившись в дверном проеме, она увидит сцену, которая потрясет ее, о которой она избегала думать в предыдущие дни, недели, возможно, даже месяцы. Она закроет глаза, глубоко вздохнет и начнет беззвучно плакать.

При виде тела мужа, свернувшегося на полу ванной комнаты в позе эмбриона, она опустится на колени, чтобы обнять его, понимая, впрочем: он больше ничего не чувствует, его больше нет. Раздастся ее отчаянный крик и безутешные рыдания. Первой к ней подойдет ее младшая четырехлетняя дочь, сжимающая в руках белого плюшевого мишку. Затем шестилетний сын. Старшая дочь, десяти лет, попытается увести брата и сестру, чтобы избавить их от зрелища, которое будет преследовать их до конца жизни…

Вскоре после этого к папе пришли рассказать о случившемся. Но родители не проявили никаких эмоций: они были слишком озабочены собственными переживаниями.

Я оставалась в постели и все думала о госпоже Мозер и той минуте, когда она нашла тело своего мужа. Я надеялась, что ее дети никогда не забудут этот день. Они должны помнить, кто в этом виноват.

Кто-то должен был за это заплатить.