Девушка из лаборатории. История о деревьях, науке и любви

Юг Америки — райский сад для растений. Летом здесь жарко, но это не имеет значения, ведь дожди щедро орошают землю, а солнце светит по расписанию. Южные зимы скорее освежающие, чем прохладные, заморозки редки. Воздух влажный настолько, что люди в нем задыхаются, зато для растений это как амброзия: они могут расслабиться, раскрыть все поры и впитывать влагу прямо из атмосферы, зная, что испарение не способно этому помешать. На Юге все растет как нигде буйно. Тополь, магнолия, дуб, пекан, фундук, каштан, бук, болиголов, платан, амбра, кизил, американский лавр, вяз, липа, нисса раскидывают свои кроны над зарослями триллиума, ноголиста, лавра, дикого винограда и устрашающе плодовитого ядовитого плюща. Мягкие зимы дают растениям возможность безболезненно сбросить листву и лениво подготовиться к весеннему взрыву роста. В феврале весь Юг окутывает марево первых листьев, каждый из которых за последующее трудовое лето станет больше, толще и зеленее. Осенью поспеет обильный урожай, семена разлетятся в поисках нового дома, деревья начнут готовиться к зиме — и листья наконец облетят.

Если собрать их в кучу и внимательно изучить, станет очевидно: у основания каждого черенка — чистая и аккуратная линия отрыва от ветки. Все потому, что листопад — это постановка гениального режиссера. Сначала за дело берется зеленый пигмент: он отступает за узкий слой клеток, который отмечает границу между черенком и веткой. Спустя некоторое время этот слой перестанет получать влагу и сделается слабым и хрупким. Теперь веса листа будет достаточно, чтобы оторвать его от места крепления. На то, чтобы расстаться с результатами работы, занявшей целый год, у дерева уходит всего неделя. Оно сбрасывает листву как платье — едва надетое, но уже признанное негодным. Можете вообразить, чтобы вы выбросили все нажитое за год, потому что уверены в будущем и знаете: заменить потерянное удастся за пару недель? Деревья же отважно швыряют свое имущество на землю, где на него радостно набрасываются гниение и разложение. Растения лучше всех святых и мучеников знают, как сохранить на небесах сокровища грядущего дня, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше.

На юге Америки бурный рост присущ не только флоре. Между 1990-м и 2000-м объем годовых подоходных налогов, собранных в штате Джорджия, увеличился почти вдвое. Сюда пришли такие гиганты, как Coca-Cola, AT&T, Delta Air Lines, CNN, UPS, и тысячи других известных компаний, которые разместились в окрестностях Атланты. Часть полученного дохода была передана университетам — это позволило обеспечить растущую популяцию необходимым образованием. Учебные корпуса появлялись тут и там, как грибы после дождя; вместе с ними росло количество преподавателей и студентов. Казалось, в 1990-х в Атланте могло вырасти что угодно.

2

В те ранние годы мы с Биллом проводили все вечера, отстраивая и перестраивая первую лабораторию Джарен — точно маленькие дети, которые снова и снова переодевают любимую куклу. Сначала мы поставили гипсокартонную перегородку, разделившую помещение на две комнаты, каждая площадью меньше 27 квадратных метров. Потом забили их под завязку аппаратурой: масс-спектрометр, элементный анализатор, четыре вакуумных компрессора. Затем перебрали вытяжной шкаф, так что теперь он надежно защищал даже от самой опасной кислоты — плавиковой. Билл придумал и смастерил экономящие место ящики под каждым столом и внутри шкафов — это позволило разместить в лаборатории все необходимое (и даже кое-что из того, в чем не было нужды).

Инстинктивно мы готовились к трудностям: Билл был уверен, что они не заставят себя ждать. Так что сперва мы нанесли визит в Армию спасения и вышли оттуда со старым походным снаряжением (для лаборатории) и любительскими картинами маслом (для моего кабинета). Следующей остановкой стал государственный склад списанных предметов, где каждый мог забрать любое оборудование из горы старья, от которого отказались государственные учреждения, — достаточно было предъявить разрешение на работу в Джорджии. Там наши запасы пополнились четырьмя 35-миллиметровыми кинокамерами, чернильным мимеографом и двумя полицейскими дубинками. Мы ведь собирались провести ближайшие пятьдесят лет в статусе ученых, верно? Кто мог знать, что именно понадобится в столь отдаленной перспективе?

Один из вечеров 1997 года запомнился мне особенно ярко, хотя по сути он мало чем отличался от десятков остальных, уже миновавших или грядущих. Было начало декабря, и я вошла в лабораторию с традиционным приветствием:

— С наступающим! Как дела?

Из-под масс-спектрометра показалась голова Билла.

— Эльф сегодня не появлялся, если ты об этом! — прокричал он, пытаясь перекрыть гул компрессора, который подражал в тот момент старой машине с плохим стартером. — Эта чертова штуковина оставит меня глухим!

— Что? Не слышу! Говори громче!