Девушка из Уидоу-Хиллз

– Не ожидала, что вы придете. Утро выдалось напряженное, я как-то пропустила вашу записку.

– Нет-нет, – сказала она, остановившись посередине и оглядывая кабинет. – Я получила ваше сообщение как раз по дороге сюда – надо было переговорить кое с кем тут внизу. – Следователь подождала, пока я переварю эту информацию и начну гадать, на кого она намекает: сотрудники морга? Сидни Бриттон? Кто-то еще?

Мы обе стояли, нас разделял стол.

– Я присяду, если не возражаете? – спросила она, кивнув на диван.

– Да, конечно, – сказала я, опускаясь в кресло.

Следователь села настолько близко к моей сумке, что меня прошиб холодный пот.

– Так о чем вы хотели со мной поговорить? Вы упомянули, что нашли что-то? Сообщение было довольно туманным.

Я закрыла глаза и кивнула. Жаль, не смогла подготовиться, как собиралась.

– Сегодня утром я проверила почту. Не проверяла ее с тех пор, как… ну, несколько дней. Наверное, с четверга, то есть там накопилась почта за пятницу, субботу, понедельник…

Следователь нетерпеливо подняла бровь.

– В самом низу лежало письмо от Шона Колмана.

Ригби вскочила на ноги.

– У вас письмо от Шона Колмана? И вы мне только сейчас об этом говорите?

Ее пальцы впились в край стола, ногти побелели от напряжения.

– Я его только обнаружила, прямо перед работой. Причем опаздывала, потому и оставила вам сообщение.

Девушка тихо выругалась, схватившись руками за голову. Первый раз я видела в ней проявление хоть каких-то эмоций и испугалась не на шутку.

Наконец она овладела собой и, развернувшись, указала на сумку:

– Оно здесь?

– Нет! Нет, я его дома при входе оставила.

– Вы сказали, что проверили почту по пути на работу.

– То есть перед работой, но не буквально по пути. Я вынула почту, занесла ее в дом, позвонила вам. Потом поехала сюда. Какое это имеет значение?

Я с удивлением заметила переход от недосказанности к прямой лжи. Меня слегка покоробило, насколько естественно и плавно это случилось.

– Очень важное значение, потому что вещественное доказательство в деле об убийстве спокойно лежит у вас при входе с остальной почтой! Вы что конкретно с ним сделали?

Живот скрутило, руки сжались в кулаки.

– Я его открыла. Прочла, позвонила вам. Там говорилось…

Она жестом меня остановила:

– Нет уж, я прочту сама. Мне нужно знать точные слова. Пошли.

Женщина развернулась и шагнула к двери.

– Я на работе, – возмутилась я. Возвращаться домой с ножом, тем более в сопровождении полиции, в мои планы не входило.

Она медленно повернулась и заговорила, делая ударение на каждом слове:

– А я – следователь в деле об убийстве. Уверена, что начальник вас отпустит.

Я поняла: с Ригби лучше не спорить. Она здесь главная, и ее вывели из себя. Каждая из нас защищала свои интересы, каждая пыталась добиться своего.

– Мне нужно перед уходом кое-что уладить. Дайте мне пять минут. – Я хваталась за соломинку. – Встретимся внизу.

По-видимому, она согласилась, потому что уже выходила из кабинета, прижимая к уху телефон. Я проводила ее до лифта и дождалась, пока за ней закроются двери.

Сумка висела у меня на плече. Времени в обрез.

У дверей в палаты не было окошек, зато у каждой рядом с ящиком для обмена информацией о пациенте висела дощечка с именем лечащего врача и дежурной медсестры. С одной из таких дощечек недавно стерли надписи – еще оставались размытые следы от синего маркера. Я проверила ящичек – пустой.

Толкнув дверь, я приготовилась сказать, что ошиблась, однако оправдываться не пришлось. Комнату недавно убрали, и вряд ли кто-нибудь собирался сюда скоро заходить.

Под раковиной стоял красный ящик с надписью «Острые предметы». Я быстро достала салфетку и вытряхнула из нее нож. Потом ящик потрясла, чтобы нож провалился на дно. Содержимое таких ящиков выбрасывалось в конце дня. Я прикрыла за собой дверь и пошла к выходу.

Вот и все.

Я сделала глубокий вдох, только руки еще дрожали. Чтобы не заподозрили, надо себя вести как ни в чем не бывало. В этом-то и была моя ошибка, когда Беннетт застукал меня в аптеке.

Идя по коридору, я достала телефон и с деловым видом в него уткнулась. Завернув за угол, наскочила на Беннетта. Он тоже шел с опущенными глазами, глядя в медицинскую карту в руках.

– Эй, какие люди, – сказал он и отступил, оглядывая меня с головы до ног. – Не знал, что ты уже вышла на работу.

– Ага, и опять ухожу.

Я поправила сумку на плече и помахала телефоном. Беннетт перевел глаза на коридор, в который выходили только палаты пациентов.

– Ты что-то искала?

– Нет, просто неожиданно зазвонил телефон, и я юркнула в первую попавшуюся пустую комнату.

Он кивнул.

– Точно ничего не случилось? Ты выглядишь…

Я могла только догадываться: испуганной, виноватой? Очень хотелось с ним поговорить, но лучше не сейчас. И не в коридоре, где меня быть не должно.

Глубоко вздохнув, я сказала:

– Вообще-то я искала тебя, а теперь меня ждет следователь. Если спросят, скажи, что я буду завтра, ладно?

– Ладно. И я хотел с тобой поговорить, но у нас тут… – Беннетт махнул в сторону палат, и я поняла. Когда мы заняты, мы заняты. Каждый из нас проводил четкую грань между работой и всем остальным.