Девушка конец света (Рассказы)

Я спросил у него, на что на самом деле похож подобный бред, и он ответил, что это такие слова, за которые во времена серьезных бедствий в стране можно прославиться так, что перед тобой будут преклоняться, как перед незрячим предсказателем.

— Например, — перебил его я, — как предсказания Нострадамуса?

Пока я произносил это, в моей голове пронеслось множество мыслей.

— Да, например. Сказать, что весь мир поглотит огонь, а по земле поползут огромные змеи. Что-нибудь в таком духе. Мне, например, весь мир представлялся красным, когда я ударился глазом и залил все кровью.

В итоге директор Ли оказался на развилке дорог и должен был выбрать одну из двух возможных. Первый путь заключался в том, чтобы забыть про нормальную жизнь, постоянно терпеть боль и в муках пытаться отличить явь от вымысла. Второй — окончательно принять судьбу слепого человека, удалить глаз и навсегда освободиться от терзавшей его боли. Поскольку он все еще смутно различал движения людей и реагировал на яркий свет, то призрачный шанс вернуть зрение с развитием медицины все-таки оставался. Операция для него значила не только потерю глаза, но вместе с ним и надежду на то, что он когда-либо сможет вернуть зрение. Стоя перед нелегким выбором, директор Ли положил конец всем своим терзаниям и решился пойти на удаление глаза.

Это было все равно что заново родиться. В книге Примо Леви «Человек ли это?» цитируются слова Одиссея из «Божественной комедии» Данте: «И развернуло меня к глубокому и необъятному морю». Ни одни другие слова не смогут точнее описать, с чем директору Ли пришлось столкнуться после операции. Перед ним распростерся новый огромный мир, в котором не было боли. Время в этом мире текло очень медленно, предметы существовали, а потом исчезали в одно мгновение, и это повторялось из раза в раз. Пока он мог видеть, мечты всегда казались ему куда более яркими, чем жизнь. Прошло немного времени с тех пор, как директор Ли полностью потерял зрение, и весь видимый мир словно бы перестал для него существовать: ему казалось, что в том мире, которого он не видит, как будто и его самого никто не видит, — он жил словно человек-невидимка, существовал как призрак.

— Когда люди узнают, что я ничего не вижу, они начинают вести себя так, будто меня и вовсе нет рядом. Большая часть людей, сидя напротив меня, даже не смотрит на меня, когда мы разговариваем. Однажды в особенно холодный осенний день я вышел из дома, повязав на шею шарф. Поскольку я шел с белой тростью, то все сразу понимали, что я слепой. Надо сказать, в тот день дул очень сильный ветер, и одна пожилая женщина обратилась ко мне со словами: «Вы же все равно ничего не видите, закрыли бы все лицо шарфом, чего вы им только шею обмотали?» «Вот ведь как бывает», — подумалось мне тогда. Для меня ее слова звучали, как если бы она сказала: вы же не видите, значит, и вас никто не видит. Получается, что я в принципе исчезаю. Главное, что чувствует слепой, это то, что он перестает существовать. Потому что существует только то, что видят.

Директор Ли продолжил свой рассказ:

— Даже когда мне удалили глаз, для меня не наступила черная темнота. Я и не знал, что это так происходит, но поскольку зрительный нерв у меня остался до сих пор, то я вижу не кромешную темноту, а в основном серый цвет. Иногда его пронизывает розовый, иногда — синий, но чаще всего просто серая пустота. В воображении все видится намного красочнее, чем в жизни. Летом 1981 года видимому миру, каким я знал его до того времени, пришел конец. После этого познаваемый мною мир сузился только до тактильных ощущений и звуков. Хотелось бы мне, чтобы мой мир мало изменился с тех пор, как я потерял зрение, но это далеко не так. Теперь у меня нет неба. Нет звезд. Широкие открытые пространства для меня — это пустая темнота. Чем уже пространство, тем лучше я его чувствую. Например, если я крикну в комнате, то по отражению звука от стен смогу примерно представить себе размеры помещения. Вы там еще меня слушаете?

— Да, слушаю.

— Вот о чем я и говорю. Пока вы не подали голос, отвечая на мой вопрос, я не мог знать, сидите ли вы еще передо мной или нет. Когда вы молчите, вас не существует с акустической точки зрения. Только когда вы отвечаете, я думаю: «А, вот он где». Поэтому иногда я говорю, как потом выясняется, сам с собой, даже не зная, что передо мной уже никого нет. Таков он, мой мир. Однако я по-прежнему много чего вижу во сне. Конечно, это зрительные образы, сохранившиеся в моем подсознании, но мне многое снится. И также я хоть и смутно, но все еще помню то, что видел раньше, перед тем как ослепнуть.

Директор Ли замолк, а потом попросил меня принести ему воды из кулера за дверью. Я вышел из комнаты, налил воды в бумажный стаканчик, пачка которых стояла тут же у аппарата, потом вернулся, поставил стаканчик на стол и помог директору Ли нащупать его рукой. Он поднял стаканчик и сделал несколько глотков.