Девушка кормившая чаек (СИ)

Как же все надоело. Притворяться, пытаться быть такой же как все... Оттянув край века, аккуратно вытаскиваю линзу. Затем — вторую. Приморгавшись, поворачиваюсь к нему лицом.

Филипп отшатывается.

Мне трудно его винить. Глаза у меня голубые с красными вкраплениями. Словно кто-то взял в руки гвоздик и расцарапал до крови радужки. Люди отшатывались от меня всю жизнь. Только Антон настолько желает денег, что готов закрыть на это глаза... При условии, что свои я прикрою линзами.

— Я — альбинос.

Он нервно усмехается. Но вглядевшись в мое лицо, довольно быстро сопоставляет факты. Его взгляд говорит так много всего, чего я не хотела бы слышать. Я молча опускаю глаза. Боль такая, словно меня жрут заживо. И я понимаю вдруг, отчего Русалочка не убила Принца в ту последнюю ночь. Как жить триста лет, понимая, что твоя любовь была не нужна?

Она сама хотела исчезнуть. Раствориться с рассветом. Чтобы не осталось больше ни горя, ни боли, ни слез.

Андерсен был садистом. Русалочка должна была умереть!

***

Я аккуратно надписываю конверт, прислушиваясь к их ссоре. Филипп, мягко говоря, недоволен. Ральф, судя по его тону, не может понять почему. В конверте анализы, фотография на которой рукой Ральфа написано «Сахарная кукла» и короткая записка от меня лично. «Моя дочь — моя сестра!» А на снимке — Джессика. Ослепительно красивая, молодая Джессика, с летящими по ветру волосами. Улыбается в камеру, прижавшись щекой к моей щеке. Белой-белой, как мертвое рыбье брюхо.

Жаль, что Фил — не дальтоник. В черно-белом цвете я могла бы показаться ему красавицей.

Сунув конверт под футболку, я поднимаюсь. Если пойти сейчас, я еще успею к отправке вечерней почты. Автозагар начинает сходить. Я линяю, словно старая стенка. Надо бы завтра утром сходить в бассейн. Хлор сожрет все лишнее, быстрее, чем Лона — пирожное.

Кстати, хорошо, что я не стала писать ей: Филипп все выяснил. Врачебная ошибка. Они перепутали меня с другой пациенткой. Ее тоже зовут Верена. Только не Дитрих, а Дитич. Бывает. Что я могу сказать?

Подумав, я надеваю очки.

Запал прошел. Я еще не готова ко встрече с миром.

***

— Больной ублюдок, — говорит Филипп, когда я спускаюсь в холл, — держать маленькое чудище взаперти, пока большое носит епископские одежды...

— Она не чудовище. Она очень красивая девочка... И вообще, не смей, понял!? Я люблю ее.

Я останавливаюсь: следующая ступенька скрипит, а мне ужасно хочется дослушать их разговор.

— За такие бабки я Джессику полюбил! — он оборачивается и смотрит в упор. — Ты слышала о таком понятии, как «периферийное зрение». Нет? Иди сюда. Я тебе объясню.

Я спускаюсь по лестнице и снимаю очки. Пусть Ральф наслаждается моей естественной красотой, раз уж такой ценитель. Филипп, чуть прищурившись, смотрит в мои глаза. Я их закатываю.

— Садись, я с радостью повторю. Я, по праву отчима, спросил твоего очаровательного возлюбленного, насколько он серьезно настроен.

— Я это слышала.

— И знаешь, что он сказал? Что епископ — твой дедушка, очень щепетилен по твоему поводу.

— Ну, еще бы, — говорю я. — Я бы на его месте тоже была щепетильной по моему поводу.

— Я держу тебя здесь, потому что одна ты жить не умеешь, – вскидывается Ральф. – Ты — ребенок во всем, что не касается секса! Весь этот цирк — адвокат, суд... Ты хоть понимаешь, что все могло выплыть наружу?

— О, ужас! Вот бы старый пердун взмок, объясняя теорию непорочного зачатия.

— Имей совесть! — яростно обрывает Ральф. — Я — тоже священник. У нас тоже могли бы быть дети. Или тебе не приходит в голову, что и у епископа было право любить!?

У меня отвисает челюсть: он что, серьезно? Право любить?!! Ральф, неверно истолковав запрос, со вздохом садится рядом.

— Он ни за что с этим не смирится... Он чуть не спятил, выяснив, что ты трахаешься с Филиппом. Представь себе, что будет, если вдруг выяснится, что все это время ты жила со мной! Ты — его внучка, — говорит он почти умоляюще. — Он любит тебя...

— Ральф, — обрываю я низким дрожащим голосом. — Если не можешь не лгать мне, лучше молчи.

Он поднимает голову:

— Что, прости?!

— Ты знаешь, ЧТО!

— Нет, не знаю, — чеканит он.

Устало выдохнув, я тоже поднимаю глаза. Сил больше нет...

— В Гремице я сделала тест ДНК. Альбиносы не падают с неба. Я хотела лишь убедиться.

— Вот зачем ты ходила к Джессике.

— Да. И я виделась с епископом. Он чуть не сдох от любви ко мне.

— Чего ты хочешь этим добиться?..

— Свободы.

— Что ты будешь делать с этой свободой? — спрашивает Ральф. — Бегать вдоль набережной и трахаться с первым встречным?

— Филипп — не первый встречный! Ты это прекрасно знаешь... Как и то, почему епископ всеми силами пытается держать меня здесь. Тест ДНК показал, что я — плод связи двух очень близких родственников...

— У Джессики был брат-близнец, — отвечает Ральф, помолчав. — Ты знаешь об этом. Мы говорили тебе, что твой настоящий отец погиб. Так вот, это правда. Он изнасиловал ее. Всего один раз, но этого оказалось достаточно. Он повесился, когда понял, что натворил...