Девушка, которая взрывала воздушные замки

Через девять минут, на той самой сцене, когда Бьюрман запихивал фаллоимитатор в анальное отверстие Лисбет Саландер, судья Иверсен ударил молотком по столу. Анника Джаннини с самого начала установила большую громкость, и сдавленные крики Лисбет сквозь скотч, которым Бьюрман заклеил ей рот, слышались по всему залу суда.

– Выключите запись, – громко и решительно распорядился Иверсен.

Анника Джаннини нажала на «стоп». Включили верхнее освещение. Судья покраснел, как рак. Прокурор Экстрём словно окаменел. Петер Телеборьян мертвецки побледнел.

– Адвокат Джаннини! Сколько времени занимает эта запись? – спросил судья Иверсен.

– Девяносто минут. Сам акт насилия продолжался с паузами на протяжении пяти-шести часов, но у моей подзащитной сохранились лишь смутные представления о времени к концу этой позорной сцены… – Анника обратилась к Телеборьяну. – Зато там имеется сцена, когда Бьюрман вдавливает в сосок моей подзащитной иголку, в то время как доктор Телеборьян утверждает, что это плод сомнительных фантазий Лисбет Саландер. Этот эпизод зафиксирован на семьдесят второй минуте, и я готова показать его прямо сейчас.

– Спасибо, в этом нет необходимости, – сказал Иверсен. – Фрёкен Саландер…

Он на секунду запнулся и не знал, как ему сформулировать свои вопросы.

– Фрёкен Саландер, зачем вы сделали эту запись?

– Бьюрман меня уже однажды насиловал, и требовал продолжения. В первый раз этот старый ублюдок заставил меня заниматься с ним оральным сексом. Я знала, что ему захочется повторения, и решила получить документальные подтверждения того, чем он занимается. Я хотела шантажировать его этой записью и заставить его держаться от меня подальше. Но я его недооценила.

– А почему вы не заявили о жестоком изнасиловании в полицию, раз у вас имеется такое… убедительное доказательство?

– Я не разговариваю с полицейскими, – безучастно ответила Лисбет Саландер.

Вдруг Хольгер Пальмгрен совершенно неожиданно поднялся из инвалидного кресла. Он опирался руками о край стола и голос его звучал отчетливо:

– Наша подзащитная принципиально не разговаривает с полицейскими или другими представителями властей, а с психиатрами и подавно. Объяснить это очень просто. Начиная с самого детства, она раз за разом пыталась говорить с полицейскими, представителями социальных служб и разных органов власти. Она объясняла, что Александр Залаченко избивает ее мать. И каждый раз это оборачивалось для нее наказанием, поскольку бюрократы раз и навсегда решили, что Залаченко для них важнее, чем Саландер.

Он откашлялся и продолжал:

– Когда же она наконец поняла, что ее никто не слушает, ей оставалось только попытаться спасти мать, применив силу против Залаченко. И тогда этот подлец, называющий себя доктором, – он показал на Телеборьяна, – составил сфальсифицированный судебно-психиатрический диагноз, объявив ее сумасшедшей, что дало ему возможность в течение трехсот восьмидесяти суток держать ее в клинике связанной. Черт бы его подрал!

Пальмгрен сел.

Иверсена откровенно потряс этот выпад Пальмгрена, и он обратился к Лисбет Саландер:

– Может быть, вы хотите сделать перерыв…

– Зачем? – спросила Лисбет.

– Что ж, тогда продолжим. Адвокат Джаннини, видеозапись обследуют, и я потребую технического заключения о том, что она аутентична. А пока можем следовать дальше.

– С удовольствием. Мне эти сцены тоже представляются крайне отталкивающими. Но правда заключается в том, что моя подзащитная подверглась физическому, психическому и правовому насилию. И человеком, на которого следует возложить за это ответственность, является Петер Телеборьян. Он изменил врачебной присяге, он предал свою пациентку. Совместно с Гуннаром Бьёрком, сотрудником нелегальной структуры, внедренной в Службу государственной безопасности, он сфальсифицировал судебно-психиатрическую экспертизу с целью изолировать неудобного свидетеля. Я уверена, что это – уникальный случай в шведской истории права.

– Это просто возмутительно, – отозвался Петер Телеборьян. – Я как мог пытался помочь Лисбет Саландер. Она пыталась убить своего отца. Совершенно очевидно, что с нею что-то было не в порядке…

Анника Джаннини не дала ему договорить.

– Я хотела бы обратить внимание суда на вторую судебно-психиатрическую экспертизу моей подзащитной, составленную доктором Телеборьяном. На экспертизу, озвученную сегодня в суде. Я утверждаю, что она – фальшивка, точно так же, как и в девяносто первом году.

– Но это же…

– Судья Иверсен, не могли бы вы попросить свидетеля не перебивать меня?

– Господин Телеборьян…

– Я буду молчать. Но меня возмущают эти неслыханные обвинения. Нет ничего удивительного в том, что я реагирую…

– Господин Телеборьян, пока вам не задали вопроса, помолчите. Продолжайте, адвокат Джаннини.

– Вот судебно-психиатрическая экспертиза, которую предоставил суду доктор Телеборьян. Она строится на так называемых наблюдениях над моей подзащитной, которые якобы имели место с момента ее перевода в следственный изолятор «Крунуберг» шестого июня и до окончания обследования пятого июля.

– Да, я именно так это и понял, – сказал судья Иверсен.