– Решающее значение имеют совсем не эти детали. Вы ведь не пытались дважды убить своего отца…
– Доктор Телеборьян, реальность такова, что вас совершенно не касается, с кем у Лисбет Саландер завязываются сексуальные отношения. Вас не касается, какого пола партнеров она выбирает и как именно они осуществляют сексуальное общение. Но тем не менее вы выхватываете детали из ее жизни и используете их в качестве доказательства того, что она больна.
– Вся жизнь Лисбет Саландер, начиная с учебы в первых классах, зафиксирована в серии записей в журналах – в основном, она испытывала приступы безотчетной неукротимой ярости по отношению к учителям и одноклассникам.
– Минуточку…
Голос Анники Джаннини вдруг зазвучал, как скребок для снятия наледи с автомобильного стекла.
– Посмотрите на мою подзащитную.
Все посмотрели на Лисбет Саландер.
– Моя подзащитная выросла в крайне неблагополучной семье, с отцом, который несколько лет подряд жестоко избивал ее мать.
– Это…
– Дайте мне договорить. Мать Лисбет Саландер до смерти боялась Александра Залаченко. Она не осмеливалась протестовать, не осмеливалась обращаться к врачу или в женский кризисный центр. Под конец ее так жестоко избили, что у нее начались необратимые изменения головного мозга. Лисбет Саландер оказалась единственной, кто взяла на себя ответственность за семью, еще задолго до достижения подросткового возраста. Эту ответственность ей пришлось брать единолично, поскольку шпион Залаченко оказался куда более важной персоной, чем мать Лисбет.
– Я не могу…
– Налицо ситуация, когда общество предало мать Лисбет и детей. Вас удивляет, что у фрёкен Саландер имелись проблемы в школе? Посмотрите на нее. Она маленькая и хрупкая, и всегда оказывалась самой маленькой девочкой в классе. Она была замкнутой, не такой, как все, и не имела друзей. Вам известно, как дети обычно относятся к одноклассникам, которые отличаются от остальных?
Петер Телеборьян вздохнул.
– Я могу вернуться к ее школьным журналам и восстановить ситуации, когда Лисбет проявляла агрессию, – сказала Анника. – Им предшествовали провокации. Я без труда узнаю́ все признаки травли. И знаете, что я вам скажу?
– Что?
– Я восхищаюсь Лисбет Саландер. Она сильнее меня. Если бы я в тринадцатилетнем возрасте год пролежала связанной ремнями, я бы наверняка сломалась. А она давала сдачи единственным оружием, которое имелось в ее распоряжении, – ненавистью. Она отказывалась с вами разговаривать.
Внезапно Анника Джаннини перешла на более мощный голосовой регистр. Нервы отпустили ее, и теперь она чувствовала, что контролирует ситуацию.
– На утренних слушаниях сегодня вы говорили что-то о ее фантазиях. Вы, например, причислили к ним и описание насилия, совершенного над ней адвокатом Бьюрманом.
– Совершенно верно.
– Но на чем основан этот вывод?
– На опыте знакомства с ее обычными фантазиями.
– На опыте знакомства с ее фантазиями… А как вы определяете, когда она фантазирует? Когда она говорит, что пролежала привязанной триста восемьдесят суток, это, по вашему мнению, является фантазией, хотя ваш собственный журнал полностью подтверждает ее слова.
– Это совершенно другое дело. Нет никаких – даже просто технических – доказательств того, что адвокат Бьюрман совершал по отношению к Лисбет Саландер насильственные действия. Я имею в виду, что если бы она подверглась грубым насильственным действиям и ее соски прокалывали бы иголками, ее, безусловно, отвезли бы на «скорой помощи» в больницу… Это само по себе уже подтверждает, что ничего подобного быть не могло.
Джаннини обратилась к судье Иверсену.
– Я просила на сегодня установить проектор для демонстрации CD-диска с компьютера…
– Он на месте, – сказал Иверсен.
– Можно ли задернуть занавески?
Анника загрузила свой ноутбук и присоединила кабели к проектору. Потом обратилась к своей подзащитной:
– Лисбет! Мы сейчас посмотрим одну запись. Вы к этому готовы?
– Я с ней уже знакома, – сухо ответила Саландер.
– Вы позволите мне ее показать?
Лисбет кивнула. Она неотрывно смотрела на Петера Телеборьяна.
– Вы можете рассказать, когда сделана запись?
– Седьмого марта две тысячи третьего года.
– Кто делал запись?
– Я сама. Я использовала скрытую камеру, которая является стандартным оборудованием «Милтон секьюрити».
– Минутку! – прокурор Экстрём перешел на крик. – Это начинает напоминать цирковые трюки.
– Что вы собираетесь нам показать? – спросил судья Иверсен с металлом в голосе.
– Петер Телеборьян утверждает, что рассказ Лисбет Саландер является фантазией. Я же хочу продемонстрировать документ, подтверждающий, что она излагает правду – от первого до последнего слова. Предупреждаю, что запись содержит ряд жестоких сцен.
– Это, что, какой-то монтаж? – спросил Экстрём.
– Существует прекрасный способ это проверить, – ответила Анника Джаннини, запуская диск.
«Ты, что, даже на часы не научилась смотреть?» – приветствовал адвокат Бьюрман свою подопечную, и камера проскользнула в его квартиру.