Девушка, которая взрывала воздушные замки (Luftslottet som sprangdes)

Через некоторое время Андерс Юнассон покосился на часы и отметил, что уже почти семь. Он поднял трубку и позвонил Мартине Карлгрен, психологу Сальгренской больницы, при необходимости приглашавшемуся в травматологическое отделение.

– Привет. Рабочий день у тебя, вероятно, уже закончился. Я тебя от чего-нибудь отрываю?

– Ничего страшного. Я дома и ничем особенным не занята.

– Я тут сижу в раздумьях. Ты ведь разговаривала с нашей пациенткой Лисбет Саландер. Не могла бы ты рассказать мне о своих впечатлениях?

– Ну, я посещала ее трижды и предлагала ей поговорить. Она вежливо, но решительно отказалась.

– Какое она произвела на тебя впечатление?

– Что ты имеешь в виду?

– Мартина, я знаю, что ты не психиатр, но ты разумный и понятливый человек. Какое у тебя создалось о ней впечатление?

Мартина Карлгрен немного поколебалась.

– Не знаю, как лучше ответить на твой вопрос. Я дважды встречалась с ней, когда она относительно недавно поступила и чувствовала себя настолько плохо, что мне толком не удалось установить с ней контакт. Потом я посетила ее примерно неделю назад по просьбе Хелены Эндрин.

– Почему Хелена просила тебя к ней зайти?

– Лисбет Саландер физически идет на поправку, но в основном лежит и смотрит в потолок. Доктор Эндрин хотела, чтобы я за ней понаблюдала.

– И что из этого получилось?

– Я представилась, мы пару минут поговорили. Я спросила, как она себя чувствует и нет ли у нее потребности в собеседнике. Она ответила, что нет. Я спросила, не могу ли я ей чем-нибудь помочь. Она попросила меня потихоньку принести ей пачку сигарет.

– Она проявляла раздражение или враждебность?

Мартина Карлгрен немного подумала.

– Нет, этого утверждать я бы не стала. Она была спокойна, но держала большую дистанцию. Я восприняла ее мольбу о сигаретах скорее как шутку, чем как серьезную просьбу. Я спросила, не хочется ли ей что-нибудь почитать и не принести ли ей книг. Она поначалу отказалась, но потом спросила, нет ли у меня каких-нибудь научных журналов, где бы говорилось о генетике и исследованиях мозга.

– О чем?

– О генетике.

– О генетике?

– Да. Я ответила, что в нашей библиотеке имеются кое-какие научно-популярные книги по этой тематике. Это ее заинтересовало. Она сказала, что уже читала книги по данной теме, и назвала несколько базовых работ, о которых я никогда не слышала. То есть ее больше интересовали исследовательские статьи.

– Вот как? – с изумлением произнес Андерс Юнассон.

– Я сказала, что в библиотеке для пациентов таких специальных изданий, вероятно, нет – у нас ведь там больше «Филипа Марлоу»,[23] чем научной литературы, – но обещала посмотреть, что мне удастся найти.

– И ты что-нибудь нашла?

– Я сходила в библиотеку и взяла несколько номеров журналов «Нью Ингленд джорнал оф медсин» и «Нейчур». Она осталась довольна и поблагодарила меня за приложенные усилия.

– Но это же сложные журналы, в них в основном сугубо научные статьи.

– Она читает их с большим интересом.

Андерс Юнассон ненадолго утратил дар речи.

– Как ты оцениваешь ее психическое состояние?

– Замкнутая. Она не стала обсуждать со мной ничего личного.

– Кажется ли она тебе психически больной, маниакально-депрессивной или страдающей паранойей?

– Отнюдь нет. Иначе бы я подняла тревогу. Она, безусловно, своеобразна, имеет большие проблемы и пребывает в состоянии стресса. Но она спокойна, разумна и, похоже, справляется со своей ситуацией.

– О’кей.

– Но почему ты спрашиваешь? Что-нибудь случилось?

– Нет, ничего не случилось. Я просто не могу в ней разобраться.

Глава 10

Суббота, 7 мая – четверг, 12 мая

Микаэль Блумквист отложил в сторону папку с материалами исследования, проведенного гётеборгским журналистом Даниэлем Улофссоном, и задумчиво взглянул в окно, на людской поток на Гётгатан. Этот вид он считал чуть ли не самым большим плюсом своего кабинета. На Гётгатан круглосуточно кипела жизнь, и, сидя у окна, он никогда не чувствовал себя отрезанным от общества или одиноким.

Микаэль ощущал себя не в своей тарелке, хотя никаких неотложных дел у него не было. Он упорно продолжал работать над статьями, которыми намеревался заполнить летний номер «Миллениума», однако постепенно убедился, что материал получается слишком обширным и не поместится даже в тематический номер. В ситуации с делом Веннерстрёма было то же самое, и он решил снова опубликовать материал отдельной книгой. У него уже набралось порядка 150 страниц, и он рассчитывал, что вся книга получится примерно страниц в 300-350.