Девушка на качелях

– Да, разумеется. Кстати, в среду я все равно буду в Лондоне.

– Правда? А где вы остановитесь?

Я назвал ему гостиницу и продолжил:

– И вечер у меня совершенно свободен. Так что вашу чашу для пунша я хорошенько упакую и принесу в ресторан. Только у меня есть одна просьба. Вы не возражаете, если я приду не один? По телефону долго объяснять, но, поверьте мне на слово, моя спутница вам понравится.

– Да, конечно, Алан. С удовольствием. Она тоже специалист по керамике?

– Гм, не совсем. Мы с вами созвонимся в Лондоне, я все расскажу.

– Ах, какие страсти… Неужели это Ольга, красавица-шпионка?

– Что-то в этом роде. Буду очень рад с вами увидеться и вручить ваше последнее приобретение.

– Я тоже буду рад встрече. Что ж, до среды. Жду вас между четвертью и половиной восьмого. До свидания.

«Маменька была права», – подумал я, когда Карин наконец-то вышла из зоны таможенного контроля в аэропорту Хитроу (где я ждал уже полчаса), толкая перед собой тележку с тремя обшарпанными чемоданами, будто детскую коляску. Карин, как обычно, выглядела совершеннейшей красавицей, хотя осунулась и была утомлена перелетом, а не взволнована предстоящей встречей. Я окликнул ее. Она меня не заметила и остановилась у входа, разглядывая людей у барьера. Женщина рядом со мной (мы с ней беседовали о всяких пустяках, ожидая появления пассажиров) сочувственно пробормотала: «Ах, бедняжка!» – а мне пришлось еще несколько раз окликать Карин, пока она меня не увидела. Лицо ее тут же озарилось радостной улыбкой, будто я разбудил ее ясным летним утром, обещая восхитительный день.

– Какая красавица! – сказала моя соседка. – Поздравляю.

Я что-то ответил, выбрался из толпы у барьера и бегом бросился навстречу Карин. Схватил ее за руки и, оттолкнув тележку в сторону, заключил в объятья, словно, кроме нас, в зале ожидания никого не было. Карин молчала, и нам никто не мешал. Я прижал ее к себе, чувствуя лишь мягкое, податливое тепло, в котором не было ни смущения, ни неловкости. Она словно бы обнаружила неиссякаемый источник пылкой радости и готова была делить его со мной, если я того пожелаю. Одними губами она прошептала мне на ухо:

– Ну вот, начинается…

Я разжал объятья, а она, схватив меня за руки, со смехом откинулась назад всем телом и закачалась из стороны в сторону. Я снова притянул ее к себе, быстро поцеловал и повернулся к тележке. Какой-то носильщик, ухмыльнувшись, понимающе подмигнул напарнику, будто говоря: «Глянь, как его зацепило». В их взглядах сквозила не издевка, а беззлобная зависть и восхищение, мол: «Эй, слышь-ка, Дик, что я видал…» Меня это нисколько не задело, потому что они не посмеивались надо мной, а искренне радовались моему счастью.

– Как ты, Карин?

– Ах, я устала и проголодалась, но мне все равно. Я счастлива. И вообще, я сейчас просто кипа кисеи. Взвали меня на плечо и неси куда угодно.

– Ты утомилась в дороге?

– Уже нет.

Однако же, пока мы шли через зал ожидания, мне показалось, что Карин чем-то взволнована, хотя только что – в моих объятьях – была совершенно спокойна. Разумеется, огромные залы аэропортов вызывают в детях желание бегать, но, к сожалению, родители словно бы не понимают этой естественной причины и ее последствий. Какая-то девочка, играя в догонялки с подружкой, на бегу едва не врезалась в нашу тележку. Карин вздрогнула всем телом и, громко вскрикнув от неожиданности, схватила меня за руку. На нас устремились любопытные взгляды.

– Все в порядке, любимая, – сказал я, заволновавшись. – С ней ничего дурного не случилось. Она даже не ушиблась.

– Ох, извини, Алан, я очень устала. Думала, что… знаешь, вот иногда так едешь, едешь, думаешь, что наконец-то приехала, а потом оказывается, что надо ехать дальше… и становишься такой… колючей.

– Будь колючей, любимая, если тебе так легче. Я все стерплю. Сегодня утром я нарочно обзавелся толстой кожей.

– Да-да! – Она легонько ущипнула мне запястье. – Как у слона. Такого толстокожего никакими жалобами не проймешь. Я больше не буду жаловаться.

В гостиницу мы добрались к полуночи. Карин, хотя и говорила, что проголодалась, отказалась от еды. Наши номера были на одном этаже, но не рядом. Прежде чем устроиться самому, я прошел чуть дальше по коридору, заглянул в номер Карин, проверил, не скрипят ли там двери, не текут ли краны, нет ли перегоревших лампочек или сломанных вешалок. Мне не хотелось, чтобы она испытывала малейшее неудобство.

Она сбросила туфли и улеглась на кровать, глядя, как я расхаживаю по номеру. Когда выяснилось, что все в полном порядке, я присел рядом с ней, на покрывало. Она приподняла ногу, обтянутую чулком, и я с улыбкой погладил ступню.

– Никакого щебня больше нет, Алан. Ты все камешки выбросил, помнишь?

– Конечно помню. Что мне для тебя сделать, любимая? Может быть, набрать ванну?

– Да, пожалуйста. Это очень кстати.

Когда я вышел из ванной комнаты, Карин в белом махровом халатике сидела перед зеркалом. Я поцеловал ее в щеку и сказал:

– Все готово. Мне очень не хочется уходить, но ты должна выспаться. Завтрак подают до десяти утра, я проверил. Позвонить тебе в девять?