Была Варина очередь подавать реплику, и она не стала задавать вежливый вопрос, нравится ли ему его работа. Только этого не хватало. Любая работа может нравиться и не нравиться. Какую угодно можно выполнять и механически, и добросовестно, и с огоньком. Работа есть работа. И просто терпеть, в конце концов, тоже можно что угодно. А почему это вдруг ей пришло в голову? Бесстрастное лицо еще ничего не значит, должно быть, все-таки специфика обязывает. А на самом деле человек, может, удовольствие от своей деятельности получает больше, чем от любой другой…
– Стерпится – слюбится, – подтвердил Виктор. Но ведь она на этот раз не вслух думала, а про себя, как положено!
А он, словно для того, чтобы отогнать то ли ее, то ли свои невеселые мысли, начал травить байки из склепа. Варя чего только не узнала – и что уже открыто виртуальное кладбище, где каждый может поместить собственную эпитафию и получить от интернет-сообщества отклики и советы, как ее улучшить – дело-то серьезное. И что в ближайшее время все желающие смогут организовать похороны своих близких на Луне. Одна американская компания предлагает доставить туда щепотку праха за десять тысяч долларов уже в начале следующего года. А на подводном кладбище можно хоть сейчас хоронить – оно уже устроено на дне океана неподалеку от Майами. Глубина приличная – четырнадцать метров, и вообще красота – окрестности рифа украшены подводными сооружениями в стиле античных развалин. И цены доступнее, чем на Луне, – самая скромная могилка обойдется всего в 995 долларов. А в Копенгагене недавно выделили отдельную территорию для гомосексуалистов, которые хотят быть погребенными исключительно среди своих «единомышленников»…
Варя смеялась без передышки до самого парка.
Лес кончался у подножия склона, у большого озера, с одной стороны которого располагался город, а с другой – дачи. Парк поднимался уступами, и Варя с Виктором дошли до самого верха, до обрыва над озером, и перевели дух под деревом любви. Две березы росли, обнявшись, на самом краю. Все их ветви, до самых верхних, были увешаны разноцветными ленточками, тряпочками, даже носовыми платками и шнурками. Традиция эта не угасла ни в советские атеистические времена, ни позже, в религиозные. Привязывали все, что у кого найдется.
– А это небось ваши неоязычники навязали! – весело указала Варя. – Из клуба которые. А я с девчонками тоже всегда лоскутки к деревьям привязывала, хоть голышом через костры и не прыгала.
– И как – помогло? – серьезно спросил Виктор.
Варя поскучнела, отрицательно покачала головой, но тут же опять оживилась:
– Надо еще раз привязать! Только что? У меня теперь ни кос, ни ленточек. Перчатку, что ли? Только она грязная…
А ее новый знакомый вдруг точным, мгновенным движением оторвал хлястик от рукава ветровки, вместе с пуговицей:
– Вот, подойдет? Не надо перчатку.
– Ой, что вы наделали! Одежду испортили! – Варя даже руки к щекам прижала.
– Ничего не испортил, – ответил Виктор. – Я вообще не знаю, зачем эти штуки к рукавам пришивают, вечно они за все цепляются. Давайте привязывайте – на бантик тут не хватит, а на хороший крепкий узел – да.
Но Варя никак не могла выбрать место, где расположить хороший крепкий узел. Все лучшие ветки сплошь были заняты, особенно внизу.
– Вы так тянетесь, что еще в озеро упадете. Давайте я. – И Виктор быстро привязал обрывок прямо на березовую макушку. – Успели желание загадать? Или этого не требуется?
Варя опять прижала руки к щекам:
– Ой, что же вы наделали! Ой, что же получается? Получается, что вы свою тряпочку сами и привязали! А я? Я тут совсем ни при чем! Придется все-таки перчатку доставать, вы второй рукав не вздумайте портить!
– То есть я перестарался, что ли? На вас это не будет работать? – Виктор указывал на березу, а Варя привязывала к сучку рабочую перчатку.
– На меня это будет работать, – деловито отозвалась она, привязывая и вторую – для верности.
В кармане у Виктора запиликал мобильник, и Варя провозилась подольше: теперь и не уйдешь, не попрощавшись, невежливо, а стоять, развесив уши, неудобно. Но разговор быстро завершился, и Варя заметила, что взгляд под кепкой опять становится размытым, далеким.
– Я ведь в парк со своими ежиками… с детьми пойти собирался, – пояснил Виктор. – Я обещал, мы заранее договаривались, они так ждали. А теперь теща звонит, что не надо – тут шум и гам, и их спать потом не уложишь.
Варю слова «теща» и «дети» вернули в реальность, хотя она вроде бы из нее сегодня и не выпадала. Ни картин-фантазий, ничего подобного… И что тут особенного – дети, у кого их нет в таком возрасте. Разве что у нее. Виктора, конечно, было жаль. Это ведь он, наверное, для похода с детьми нарядился, вряд ли на работу так ходит. И детей, лишенных праздника, тоже жалко – они, скорее всего, маленькие и мечтали о пони и сахарной вате, и чтобы как раз сегодня подольше не ложиться спать…
– И куда вы теперь? – сочувственно спросила она.
– Теперь? – Он пожал плечами. – Вас провожу. Вы ведь здесь все уже закончили?