Глава 23
Я проснулась, оттого что кто-то звал меня по имени. В воздухе, словно запоздалая мысль, висел легкий запах пороха. Где-то позвякивал металл.
– Вильгельм? – прошептала я.
Дверь в мою спальню открылась, и в щель потянуло ледяным холодом. Я осторожно, чтобы не разбудить Генерала Ли, выскользнула из постели и, шлепая ногами по деревянному полу, вышла в коридор.
Увидев внизу лестницы тусклый свет, я замерла на месте, глядя, как Вильгельм направляется в кухню. Я вернулась в комнату, чтобы взять фонарик, который теперь всегда лежал на моем ночном столике, после чего, не отдавая отчета в своих действиях, поспешила вслед за ним в темную кухню.
– Вильгельм? – произнесла я и поежилась. В комнате стоял ледяной холод, и меня не спасала даже теплая ночная рубашка. Включив фонарик, я обвела его лучом кухню, высветив и закрытую дверь на черную лестницу, и зияющую дыру за камином.
Направив луч фонарика на потайную комнату, я крадучись двинулась вперед. Заметив, что впереди блеснул золотистый локон под гессенской треуголкой, я пролезла в камин и дальше в пролом в стене, а когда оказалась внутри, то посветила на потолочную балку и вырезанные на ней слова.
– Gefangener des Herzens, – сказала я и покосилась на Вильгельма. Он улыбался. – Что смешного?
Я едва не совершила ошибку, посмотрев прямо на него, но затем тяжело вздохнула.
– Пленник сердца, – сказала я. – Что это значит?
Я продолжала смотреть на балку.
– Тогда зачем? Я уже заглянула в сундук. Там пусто.
– Не понимаю, о чем ты? Куда еще я не заглянула?
Глухо стуча каблуками по земляному полу, он прошел в угол потайной комнаты.
– Ты еще не смотрела вот здесь.
Я направила фонарик в угол комнаты. Пронзив силуэт Вильгельма, его луч высветил лишь кирпичную кладку и земляной пол.
– Здесь ничего нет, – нетерпеливо сказала я.
Я шагнула ближе и поводила лучом фонарика. И снова увидела лишь землю и кирпичи, блестящие сапоги Вильгельма и больше ничего.
– Здесь пусто, – повторила я, не без легкого раздражения.
– Вильгельм!
Я резко обернулась и посветила фонариком в пролом, из которого уже выползала моя мать. Краем глаза я увидела, как солдат прижал треуголку к груди и отвесил галантный поклон.
Мать встала рядом со мной.
– Ты спросила у него, почему он назвал себя пленником сердца? – Ее теплая рука нашла мою, и я поняла, что на ней нет перчаток. Мы обе как по команде повернулись к нему, и я впервые увидела его во плоти и крови – его пронзительные голубые глаза и бугристый розовый шрам на виске. Я даже рассмотрела заштопанную дыру на его рукаве и ямочку на подбородке.
Мать сжала мою руку и поняла, что она это тоже заметила.
Наши взгляды встретились, однако Вильгельм никуда не исчез. И, похоже, удивился этому не меньше, чем я. Затем он посмотрел на мою мать, и его взгляд смягчился. Давно пора.
Ее лицо осветила ответная улыбка.
– Скажи нам, Вильгельм, почему ты зовешь себя пленником сердца?
Все еще держа мать за руку, я шагнула ближе.
– Мы не станем тебя осуждать. Ты наш защитник, и ты спасал меня не один раз. Я чувствую к тебе одну лишь благодарность.
– Как ее звали? – спросила моя мать. – Ту девушку, что украла твое сердце?
– Хорошо, мы посмотрим. Но сначала скажи нам ее имя.
Я почувствовала, что он хочет уйти, но мы с матерью не давали ему этого сделать, не желая отпускать, пока не получим от него ответ.
– Назови нам ее имя, Вильгельм. Это та самая девушка, что вела дневник?
Он улыбнулся.
– Тогда кто она такая? – спросила я.
– Если ты скажешь нам, мы поможем тебе обрести прощение. Поможем покинуть это место, – добавила мать.
Его взгляд потух.
– За что? – спросила я.
Его вздох эхом прокатился по холодному подземелью и стих в наших ушах и сердцах.
– И как она умерла? – спросила я.
– Кого? Ты о ком? – едва слышно прошептала моя мать.
Мы с ней переглянулись, затем вновь посмотрели на Вильгельма. Но его уже не было.
– Кто такая Кэтрин? – спросила Джинетт.
Я закрыла глаза, пытаясь мысленно представить себе фамильное древо Приоло. Насколько я помнила, имя Кэтрин там было в ранней части древа. Я столько раз изучала его, что выучила почти наизусть.