Наконец он собрался с духом и вошел в полупустую редакцию. Эрика сидела в своем кабинете, прижав к уху телефонную трубку. Кроме нее, на рабочих местах находились еще двое. Одна из них, Моника Нильссон, тридцати семи лет, журналист общего профиля, специализировалась на освещении политических событий и являлась, вероятно, самым искушенным и циничным журналистом из всех, кого Микаэль когда-либо встречал. Она проработала в «Миллениуме» девять лет, и ей здесь очень нравилось. Двадцатичетырехлетний Хенри Кортез, самый юный сотрудник редакции, появился у них два года назад в качестве практиканта, прямо после Высшей школы журналистики, и заявил, что хочет работать только в «Миллениуме». Из-за усеченного бюджета Эрика не могла зачислить его в штат, но предложила ему письменный стол в углу и постоянно снабжала работой.
При виде Микаэля оба, издав радостные возгласы, бросились к нему, расцеловали его в щеки и похлопали по спине. Они с ходу спросили, не собирается ли он вернуться на работу, и разочарованно вздохнули, когда Блумквист объяснил, что его командировка в Норрланд продлится еще полгода и что он зашел только поприветствовать всех и пообщаться с Эрикой.
Бергер тоже очень обрадовалась встрече. Налив обоим кофе и закрыв дверь кабинета, первым делом она поинтересовалась состоянием Хенрика Вангера. Микаэль объяснил, что его единственный источник информации – Дирк Фруде. По словам адвоката, старик пока жив, но находится в тяжелом состоянии.
– А ты что здесь делаешь?
Микаэль почему-то смутился. Он заходил в «Милтон секьюрити», всего в нескольких кварталах от редакции, и зашел сюда, просто поддавшись порыву. Сейчас ему не хотелось объяснять Эрике, что он нанял частного консультанта, который не так давно взламывал его компьютер. Поэтому Блумквист пожал плечами и сказал, что ему пришлось приехать в Стокгольм по делу, связанному с Вангером, и что ему нужно сразу же возвращаться обратно. Он спросил, как идут дела в редакции.
– Есть обнадеживающие новости – объем рекламы увеличивается, число подписчиков растет. Но вместе с тем не могу умолчать об одном досадном обстоятельстве.
– То есть?
– Я беспокоюсь по поводу Янне Дальмана.
– Ну да, я догадываюсь…
– Мне пришлось провести с ним беседу в апреле, сразу после того, как мы сообщили, что Хенрик Вангер стал совладельцем. Не знаю, то ли он ко всему настроен исключительно негативно в силу своего характера, то ли тут что-то посерьезнее… Может, он ведет двойную игру?
– Но что же все-таки случилось?
– Я больше не могу ему доверять. Когда мы подписали соглашение с Хенриком Вангером, нам с Кристером предстояло выбрать: либо тотчас информировать всю редакцию о том, что теперь мы уже точно не закроемся к осени, либо…
– Либо информировать сотрудников, но не всех, а избирательно.
– Вот именно. Возможно, я чересчур все утрирую, но мне не захотелось рисковать – мне показалось, что Дальман может проболтаться. Поэтому мы решили информировать всю редакцию в день, когда о соглашении будет объявлено официально. То есть мы молчали больше месяца.
– И что же потом?
– Вообще-то это была первая хорошая новость за год. И представь себе, все ликовали, кроме Дальмана. Понимаешь, мы ведь не самая крупная редакция в мире. В результате радовались три человека, плюс один практикант… А один страшно разозлился: мол, почему мы не сообщили о соглашении раньше…
– Он, наверное, обиделся…
– Я понимаю. Но дело в том, что он без конца муссировал эту тему, и поэтому в редакции воцарилось подавленное настроение. Через две недели после этого эпизода я вызвала его к себе в кабинет и призналась, что не доверяла ему и не хотела, чтобы он разболтал все раньше времени, и именно поэтому не проинформировала всю редакцию.
– И как он это воспринял?
– Конечно, он очень обиделся и рассердился. Но я не стала с ним церемониться и выдвинула ему ультиматум: либо он возьмет себя в руки, либо пусть ищет другую работу.
– А он что?
– Он взял себя в руки. Но ни с кем теперь не контачит. Между ним и остальной редакцией ощущается нервное напряжение. Кристер его не выносит и вполне откровенно демонстрирует это.
– И все-таки, в чем конкретно ты подозреваешь Дальмана?
Эрика вздохнула:
– Сама не знаю. Мы приняли его на работу год назад, когда уже поссорились с Веннерстрёмом. Доказательств у меня нет, но мне кажется, что он работает не на нас.
Микаэль кивнул:
– Возможно, ты права.
– А может, он просто попал не на свое место и поэтому деморализует всю редакцию…
– И такое может быть. Но в одном я с тобой согласен – напрасно мы наняли его.
Через двадцать минут Микаэль уже повернул на север от станции «Слуссен» на машине, которую одолжил у супруги Дирка Фруде. Своим «Вольво» двадцатилетней давности она все равно не пользовалась, и Микаэлю предложили брать его когда угодно.