Девушка с татуировкой дракона

В эпикризе перечислялись ее особые «заслуги» и утверждалось, что существует «большой риск злоупотребления алкоголем и наркотиками» и что больная страдает «отсутствием способности к самоанализу». Кондуит к этому времени пополнился отягощающими формулировками, такими как «интроверт», «социальная заторможенность», «отсутствие эмпатии», «эгоцентризм», «психопатическое и асоциальное поведение», «неконтактность» и «неспособность усваивать учебный материал». Тот, кто прочитал бы ее эпикриз, мог легко прийти к выводу, что она серьезно отстает в умственном развитии. Негативной характеристикой стал также тот факт, что уличный патруль социальной службы неоднократно наблюдал ее с различными мужчинами в районе площади Мариаторгет. Кроме того, однажды ее застукали в парке Тантулунден, и снова в компании мужчины значительно старше ее. Можно было предположить, что Лисбет Саландер, возможно, занимается или вскоре начнет заниматься проституцией.

Когда окружной суд – инстанция, которой предстояло определить ее будущее, – собрался, чтобы вынести свой вердикт, последний казался предопределенным. Саландер безусловно являлась проблемным подростком, и вряд ли суд мог принять решение, которое расходилось бы с рекомендациями судебно-психиатрической и социальной комиссии.

Утром в тот день, когда был назначен суд, Лисбет забрали из детской психиатрической клиники, куда ее заключили после инцидента в Старом городе. Она ощущала себя сидельцем-лагерником и даже не надеялась пережить все это. Первым в зале суда Лисбет увидела Хольгера Пальмгрена и даже не сразу поняла, что он присутствует тут не в качестве наставника, а выступает как ее адвокат и правозащитник. В тот день она увидела его с совершенно новой стороны.

К удивлению Лисбет, Пальмгрен несомненно выступал в ее пользу и категорически возражал против ее помещения в закрытый интернат. Девушка даже бровью не повела, ничем не выказала своего удивления – ни единый мускул не дрогнул на ее лице, – но внимательно вслушивалась в каждое его слово. Пальмгрен на протяжении двух часов вел перекрестный допрос врача, некоего доктора Йеспера X. Лёдермана, который подписался под рекомендацией засунуть Саландер в интернат. Адвокат придирался к каждой детали заключения и требовал у врача четко обосновать каждый пункт с научной точки зрения. Так постепенно стало очевидно, что, поскольку пациентка полностью отказалась от участия в тестах, заключение врачей на самом деле было основано на догадках, а не на объективных данных.

Под конец судебного разбирательства Пальмгрен заявил, что принудительное помещение ее в интернат не только откровенно противоречит постановлению риксдага относительно подобных случаев, но в данном случае даже послужит поводом к политическим дискуссиям и жесткой критике в прессе. Так что следует найти альтернативное решение, устраивающее всех. Обычно при рассмотрении подобных дел такая лексика не употреблялась, и судьи беспокойно зашевелились.

В итоге суд пришел к компромиссу. Его решение гласило, что Лисбет Саландер признается психически больной, но сейчас она находится в состоянии ремиссии, и необязательно помещать ее в соответствующее закрытое учреждение. В то же время суд принял во внимание рекомендации руководителя социальной службы установить над нею опекунство. Тут председатель суда с ехидцей обратился к Хольгеру Пальмгрену, который до сего момента оставался ее наставником, с вопросом, не возьмет ли тот на себя такую ответственность. Он, очевидно, полагал, что адвокат под каким-нибудь благовидным предлогом откажется. Но тот, напротив, с готовностью заявил, что безусловно возьмет на себя обязанность опекуна фрёкен Саландер – однако с одним условием.

– Только если фрёкен Саландер питает ко мне доверие и согласна, чтобы я стал ее опекуном, – сказал он, обращаясь прямо к ней.

Лисбет надоели реплики, которыми целый день обменивались в ее присутствии. Более того, до этого момента ее мнения никто не спрашивал. Она долго смотрела на Хольгера Пальмгрена, а потом молча кивнула.

В адвокате Пальмгрене примечательным образом совмещались качества юриста и социального работника старого образца. Много лет назад политическая партия избрала его членом муниципальной социальной комиссии, и почти всю свою жизнь он посвятил общению с трудными подростками. Даже самая сложная из его подопечных питала к адвокату уважение, и их союз почти граничил с дружбой.