Девушка в белом

Лодочник встает, берет что-то со дна лодки, разворачивает...

Сеть?

Лодочник разворачивает сеть, опускает ее в воду. Лодка плывет еще медленнее. Сеть скользит вдоль борта. Погружается в воду свинец. Лодка качнулась, вздрогнула. Лодочник продолжает заниматься своим делом. Он совсем не боится моря.

Вдруг сеть запуталась. Лодочник вытянул из воды часть опущенной сети. С нее падают тяжелые капли. Лодочник не спеша расправляет сеть и вновь опускает в воду. Вот уже спустил до конца… но снова запуталась... И вновь лодочник терпеливо распутывает ее...

Он садится на борт. Лодка накренилась... Вот-вот опрокинется...

Что же с ним будет?

Лодочник не думает об этом, — его не пугают ни волны, ни бездонность безбрежного моря. Он снял выгоревшую оранжевую майку, стал на банку и, словно сорвавшись, камнем упал в воду.

Бегут волны, качается лодка, пролетели белые чайки,

А лодочника не видно, что если...

Нет, вынырнул, рукой пригладил волосы, по-видимому, у лодочника упрямый чуб.

Он плывет к лодке... кажется, море само несет его…

Море словно боится лодочника...

Лодочник ухватился за корму. Лодка накренилась и...

— Ой! — Но рыбак уже в лодке.

Наверное, море подтолкнуло его.

Конечно, ведь море боится лодочника!

А он опять приглаживает волосы, берется за весла.

Гребет размеренно, четко. У лодочника сильные мускулы!

...И уходит лодка далеко-далеко в бескрайнее синее море. Уходит, уходит и медленно тает. Исчезают весла, потом лодочник, и видна лишь черная точка, и Нана не может оторвать от нее взгляда. Волна скроет и эту точку, покажет на мгновение и скроет...

Нана весь день не находит покоя.

— Ведь с ним ничего не случилось?

— Почему уплыл так далеко?

— Вернулся ли?

А если…

Нана думает и смотрит, смотрит.

А лодки не видно...

Вечером Нана расспрашивает всех: хозяйку, ее двух дочек, соседских девочек.

Хозяйка отвечает коротко:

— Не пропадет, — морской черт!..

Дочки смеются.

Соседские девочки удивляются... и рассказывают — он лучший рыбак в деревне, он очень сильный парень, он и в бурю выходит в море, он может даже заночевать в море. Но... но он очень невзрачный парень.

И Нана думает всю ночь. Лодочник, конечно, хороший рыбак, у него сильные руки, он и в бурю не боится моря... Неужели он так некрасив...

Утром Нана опять на пригорке.

Потом сбегает к берегу.

Море катит синие волны, волнам нет конца.

Море шумит. Волны не знают усталости.

Вот-вот взойдет солнце.

Из-за горы выплывает лодка...

Солнце взошло.

Лодка плывет, скользя вдоль белого берега. Она легко разрезает волны и оставляет длинный, похожий на сабельный шрам след. Сверкает, смеется море.

Но море опасно...

А лодочнику не страшно море.

Он разворачивает широкую сеть, опускает в воду. К сети прикреплен свинец, и она сразу же погружается. Потом лодочник бросается в море и, вынырнув, разглаживает ладонью волосы, и море безропотно несет его к лодке... Или лодку подносит к нему?

Неужели этот парень некрасив?

Потом лодка уплывает и пропадает далеко в волнах...

Каждое утро выходит в море лодочник. Он знает, где лучше раскинуть сеть.

Нана сбегает по склону. Ниже, ниже, к самому морю. Большая волна дотянулась до ее ног. Нана отпрянула — ведь море очень опасно...

А лодочник спокойно разворачивает сеть. Он ни во что не ставит море.

Неужели он так некрасив?

Волна опять плеснула у ног.

Скоро лодочник управится с сетью, нырнет, разгладит ладонью волосы, сядет в лодку...

А завтра утром Нана будет в Тбилиси.

Волны ласкают колени Наны.

Лодочник и в бурю не боится моря.

Море и в бурю боится его.

Лодочник не может быть некрасивым.

Нана шагнула.

Нана!..

Нана!..

Нана не утонула. Подняли, бережно ее подхватили волны. Пусть только волны посмеют ее утопить. Лодочник здесь, он придет ей на помощь, он даже смотрит сюда...

Или он сам послал эти волны?.. Ведь море послушно ему, — лодочник — властелин моря.

Нет, лодочник не может быть некрасивым.

...И волны несут ее прямо к лодочнику, синие, сильные волны.

Со скорого поезда

Перевод А. Эбаноидзе

Как только мне исполнилось семнадцать лет, я уже забрался в паровозную будку. Мы жили возле железнодорожной станции, и, разумеется, с детства во сне и наяву я мечтал стать машинистом.

Впрочем, было это так или иначе, неважно, главное — вскоре я стал помощником машиниста, а паровоз — моим родным домом.

Паровоз, известно, для того и создан, чтобы мчать во весь опор. Вот он в Хашури, а через час уже несется стремглав по спуску к Молити, еле сдерживая свой пыл. Ты думаешь, он только что миновал Зестафони, а на самом деле — охает и пыхтит в тоннеле. То вверх, то вниз несемся мы, то остановимся на станции, то на повороте спугнем большеглазых пятнистых коров, пасущихся у самого полотна, то нырнем прямо в сердце горы и, вынырнув, пролетим над рекой.

Смотрю вперед, и кажется мне, будто я впряжен в вагоны, это я мчусь во весь дух. Да что вагоны, сейчас мне все нипочем, — взвалю на спину эту станцию, вон ту гору, поверну вспять реку и, если захочу, одной рукой небо подопру...