Девушка в синем

Вечером, кое-как отмыв свою вшивую дочку, мама уложила ее с собой в монументальную кровать под атласное пуховое одеяло. Наутро все отогревались около «буржуйки» — крошечной черной печурки. Контраст ее с кухней, выложенной белоснежным кафелем, был как бы символом тогдашнего положения. Посредине кухни громадная, как в ресторане, такая же белая плита бездействовала. Топить было нечем. Готовить — нечего.

Трудно удивить ребенка. Все новое для него — естественно. После сибирского средневековья я легко освоила жизнь в квартире Анатолия Ефимовича, а в ней было чему удивляться.

Старший сын банкира Ефима Григорьевича Шайкевича, отец Андрюши, был в Петербурге известной фигурой. Красивый, элегантный, умный, он окончил два факультета и посвятил затем свою жизнь приятному времяпрепровождению. Человек большой культуры, эстет, философ, друг Волынского[17] и Бердяева[18], тонкий знаток искусства, он был блестящим собеседником, эгоистом и игроком.

Дочь небогатого купца, шестнадцатилетняя красавица Варенька Зубкова, закончила гимназию с золотой медалью. На следующий день Шайкевич женился на ней по любви. Несмотря на парижские туалеты и всю роскошь, которой он ее окружил, Варенька не захотела жить с мужем, которого не уважала. Получив развод и забрав трехлетнего сынишку, она поселилась где-то на Песках и поступила на Бестужевские курсы.

Анатолий Ефимович охотно предоставил воспитание сына маме и Тихонову. Из щекотливого положения отчима при живом отце Александр Николаевич выходил со свойственной ему душевной чуткостью. Андрюша и он крепко любили друг друга.

Молодой денди, Анатолий Ефимович, объездил все страны Европы, которые тогда полагалось посещать. Все запомнил, изучил каждый камень Италии. Главной страстью его была коллекция старинной мебели и картин. На это была мода, и в Петербурге появились первые антиквары.

При больших средствах, познаниях и бесспорном чутье, он постепенно превратил свою квартиру в доме на Кронверкском проспекте в настоящий музей. Дом этот (кажется, номер пять) до сих пор существует между бывшим особняком балерины Кшесинской (с балкона которого Ленин произнес в апреле 1917 года свою знаменитую речь) и мечетью.

С первого шага в квартире Анатолия Ефимовича я попала в невиданный дотоле мир.

В большом холле, одной ногой опираясь на подставку, почти парил в воздухе деревянный позолоченный флорентийский ангел. Напротив, между двух стульев, обитых старинной тисненой кожей, двери расписного иконостаса и элегантно выгнутая арфа также поблескивали старинной позолотой.

Ангел этот принес немало забот моему отцу. Кто-то донес на него в ЧК — Тихонов, мол, в банкирской квартире хранит статую из чистого золота…

Справа монументальная дверь вела в гостиную, обставленную мебелью из карельской березы — одним из лучших образцов русского ампира. На столике красовались бронзовая ножка Тальони и какой-то сувенир Пушкина. Рядом помещался еще более обширный кабинет. Ренессансный скульптурный стол и шкаф поражали своей красотой и роскошью. Большой «Стейнвей»[19], ковер на всю комнату, виолончель, редчайшая хрустальная люстра дополняли его убранство.

Дальше шел салон венецианской работы восемнадцатого века. Анатолий Ефимович говорил, что ансамбль этот был уникален. Приземистые золоченые кресла со спинками и сиденьями в виде перламутровых раковин, витрина, подобной которой нет и в Венеции, вся мебель, черномазые фигуры перед камином, рамы, зеркала, люстра и даже картины — все было сделано из перламутра, ракушек и позолоченного резного дерева. Жить в этой комнате было бы немыслимо, зато эффектна она была чрезвычайно. К счастью, за ней следовала столовая, величественная, но уютная. Стены в ней были гладко-синие. Вдоль высоких окон и дверей висели темнокрасные шелковые портьеры. Красного дерева мебель времен Петра Великого, громадный буфет с потайными ящиками, вывезенный из Голландии… Над камином портрет Екатерины Второй во весь рост не слишком чопорно смотрел на обедающих. Часы с гравированным медным маятником и гирями отбивали каждые четверть часа, и каждый час сопровождался музыкой, заканчивающейся легким хрипом. Над столом громадная люстра из множества хрусталиков…

Из столовой одна из дверей вела в зимний сад и дальше, в круглую библиотеку с белыми колоннами и стенами, обтянутыми красным шелком, между застекленных, доходивших до потолка книжных шкафов. Собрание книг Анатолия Ефимовича было на уровне всей его коллекции. Его спальня принадлежала когда-то Екатерине Второй. Несколько умывальных и гардеробных вели к мраморной ванной комнате в античном стиле с мозаичным полом и стенами. Вода текла прямо из стены — из пасти льва, увенчанной позолоченными кранами. Центральное отопление тогда, конечно, не действовало, а из львиной пасти не всегда шла вода, хотя бы и холодная. Из высоких окон ванной комнаты вид был на Неву и на Летний сад на другом берегу.