Девушка в синем

Много тяжелого было пережито в ту пору. Подробности гибели близких и друзей — графа Рауля де Комон, расстрелянного немцами, Рене Блюма, Юры Маковского, доктора Розена (хорошего знакомого семьи Шайкевичей), доктора Гольденштейна (брата Ольги) — меня потрясли.

Дома таяла наша семья. Умерла у меня на руках бабушка. В больнице, где мне не позволили остаться во время ее агонии, потому что окончился час визитов, скончалась мама. В другой больнице врачи сулили Андрюше всего две недели жизни. В третьей — меня саму оперировали.

Когда уже достигнуто дно — волна выбрасывает порой на поверхность. Несокрушимая сила духа и замечательный врач, вопреки другим боровшийся за жизнь Адрюши, спасли его. Он никогда не жаловался, не сдавался и не отчаивался даже в самые тяжелые минуты. Сила характера сочеталась в нем с мягкостью, юмор он ценил превыше всего.

Брат поправился! Волна вынесла. Неисправимые оптимисты, мы верили, что «завтра — другой день». Мы умели улыбнуться лучу солнца, надеяться, радоваться каждому дружескому рукопожатию.

Да и не все было плохо. Наши неизменные друзья Гржебины стали преуспевать — каждый в своей области. Две старшие сестры — Ирина и Лия, супруга художника Воловика, создали свою балетную школу и труппу, исполнявшую характерные танцы, и со временем достигли известности. Потом Ирина преподавала эту редкую специальность и в Опера. Елена (Капа) работала по книжной части и вырастила сына Андрея (крестника моего брата), теперь выдающегося экономиста.

Алексей Гржебин, старший из двух сыновей Зиновия Исаевича, энтомолог, биолог и ботаник, долгое время работал в Африке для Пастеровского института, он открыл там породу вредных насекомых, нареченную им «гржебинятами», а затем преподавал в Парижском университете. Товий Зиновьевич — одаренный физик, исследователь атомной энергии в Саклэ.

Друзья молодости — Ирина и Сергей Лидовы — преуспели по балетной части. Серж Лидо — его уже нет — стал знаменитым балетным фотографом и сотрудником крупнейших модных журналов. Ирина Лидова широко известна в балетном мире как критик-исследователь и организатор трупп Балет Елисейских полей и своей собственной. О балете она знает решительно все. Авторитет ее в вопросах балетной жизни неоспорим.

Вернулся из США Евгений Берман, за время войны прославившийся там как живописец и театральный художник. В Метрополитен он оформлял постановки крупнейших опер, постоянно работал и в Нью-Йорк Сити балле. Его ближайшими друзьями в Соединенных Штатах были Игорь Стравинский, Николай Набоков[267] и Джорж Баланчин. Поселившись в Риме, на вилле Дориа (где, на мой взгляд, он создал свои лучшие полотна), он собрал настоящий музей, разместившийся в его огромной квартире с видом на холмы Вечного города. Редкие познания позволили ему составить коллекцию этрусского и египетского искусства, среди которой я, в свои приезды, двигалась с великой опаской. Коллекцию свою Женя завещал Италии, и она занимает теперь залы, носящие его имя, в музее Торквинии.

Приехал и Леонид. В Америке он женился на клавесинистке Сильвии Марлоу и также процветал: его картины приобретали крупные коллекционеры.

Он ближе познакомил меня со своим другом, композитором Анри Соге, который принадлежит к числу крупнейших деятелей французской музыки и культуры. Хотя и избалованный всеобщим признанием, он оставался обаятельным человеком. Еще один наш старый приятель, Жорж Познер, как и Соге, носит теперь звание члена Французской Академии. Брат Жоржа — Владимир — стал известным писателем.

Леонид водил меня в театры и на выставки, посвящая во все новые веяния живописи. Мы побывали и на типично парижской «премьере» — первом представлении публике в только что открытом салоне на авеню Монтен моделей туалетов, созданных его другом Кристианом Диором. Они произвели сенсацию и утвердили стиль, прозванный «нью люк».

Близким другом Леонида был также Вирджиль Томсон[268], композитор и влиятельный американский музыкальный и балетный критик. Принадлежа к известным еще задолго до войны фигурам международной интеллектуальной элиты, блиставший в Париже и Лондоне Вирджиль Томсон по несколько месяцев в году жил в Париже, в квартире-ателье на набережной Вольтер, где он со вкусом обставил себе уютное и элегантное жилище. По случайности много позже здесь поселилась моя приятельница — молодая пианистка Эллен Лианина.

Многосторонние познания Вирджиля в области искусства совмещались с общей любознательностью. Он прекрасно владел французским языком, любил Париж и знал про него и его обитателей гораздо больше, чем многие коренные парижане. Было захватывающе интересно слушать его рассказы о тайных обществах, практикующих оккультизм, спиритизм, белую и черную магию и церемонии «Ву-Ду», которые ютятся главным образом в квартале вокруг плас Мобер, напротив собора Нотр-Дам. Старинные, на вид безобидные дома скрывали, а может быть, скрывают и ныне секреты, подчас жутковатые.