Поначалу прячусь от матери, пользуясь размерами дома, позволяющими держать ее на расстоянии. Как-то утром она зацикливается на том, как же это Ной будет справляться со своим горем, и настаивает на том, чтобы отправить ему посылочку с гостинцами, но с наступлением дня напрочь про него забывает и переходит на беспокойство по поводу воздействия всего этого стресса на моего нерожденного ребенка. На этом этапе прыгаю в бассейн прямо в одежде и плыву к его дальнему концу, дабы избежать ее вопросов, с чего это я совсем не прибавляю в весе.
Но через несколько дней начинаю понемногу расслабляться. Я имею дело с женщиной, которая до сих пор категорически не признает, что Ридж изменял ей, пусть даже в его завещании провозглашается, что Вирджиния – его биологическая дочь. Реальность у Аннабет там, где ей самой удобно. И, вдобавок ко всему, потеря Айрис явно повредила ей мозг. Она словно парит посреди облака всякой неразберихи, переплывая от веселья к горю и обратно на протяжении единственной фразы.
– Как чудесно, что ты опять дома, Тарки, – говорит она ребенку, – только вот по такой ужасной причине… Но твоей мамочке надо было вернуться ради дитятки… Ой, подумать только, новорожденный в доме аккурат под Рождество!
Но мне все равно нужно, чтобы она убралась отсюда. Даже полнейший зомби способен сдуру набрести на правду, а потом, в последнее время Аннабет стала реально действовать мне на нервы – из-за того, что несет про Айрис.
– Айрис была такая потерянная душа, – блеет она, не отрываясь от вытирания чумазой мордашки Тарквина. – Я надеялась, Саммер, что во время этого вашего плавания ты немного вправишь ей мозги – может, хотя бы слегка повлияешь на нее…
В другой раз Аннабет разражается слезами прямо посреди завтрака.
– По крайней мере, хоть вы с Адамом и дети целы и невредимы! – всхлипывает она. – Было бы гораздо хуже, если б это оказалась ты! Не то чтобы я ее меньше любила, но мы ведь с тобой всегда были так близки! Я никогда не понимала Айрис… И знаешь что, – добавляет моя мать, – когда Адам сообщил мне эту новость, то был такой обезумевший от горя, что на какой-то ужасный миг я подумала, что речь идет о тебе!
Так что Аннабет пришлось убраться. Но, захлопнув дверцу ее такси и направившись обратно по подъездной дорожке к дому, вдруг соображаю: кто же теперь будет помогать мне с ребенком?
Ну да, раньше надо было думать: когда в доме весь день только я и Тарквин, просто не поверите, каким прилипчивым он становится. Тарквин доволен только тогда, когда хотя бы крошечным кусочком своего тела соприкасается со мной, если только мы не рядом с оживленной дорогой – в этом случае он норовит удрать от меня с такой прытью, что просто диву даешься.
Я ничуть не против постоянных обнимашек, но он жадно требует и прочих знаков моего внимания. Словно уверен, что если я подумаю на секунду о чем-то, кроме него, то существование его сей же момент прекратится. Меня никогда не манило материнство, но я полагала, что, по крайней мере, буду воспринимать его легче, постоянно торча в четырех стенах. Думала, что могу спокойно посидеть и почитать, пока у ребенка есть какая-нибудь игрушка, с которой он может тихо самостоятельно развлечься. Фигушки. Просто спокойно засесть с книжкой в одном доме с маленьким ребенком – не моги и думать. Ребенок сразу почувствует, что мама отдыхает, и тут же затравит тебя, как зверя.
Стоит только Тарквину увидеть меня с задранными вверх ногами, как он сразу хватает детскую книжку с картинками и размахивает ею у меня перед носом. Если я не обращаю на него внимания, начинает ныть и молотит меня этой самой книжкой по башке. Поверите – ребенок, который не умеет говорить, желает, чтобы ему читали, блин, весь день напролет! А все эти дитячьи книжки с картинками такие предсказуемые… Плохих дяденек ловят, правда выплывает наружу, справедливость торжествует… У-ау! Челюсть свернуть можно.
Одна из книжек Тарка, против которой я особо не возражаю, – это история про девочку, которая отправляется жить под водой в море. Иллюстрации жутковатые – океан черный и сверкающий, и как только эта девочка проскальзывает под поверхность воды, ее ноги превращаются в рыбий хвост, изукрашенный сапфирами и изумрудами. Все давно пришли к заключению, что я хочу забыть о своих суровых испытаниях в море, но когда я читаю эту историю, то мечтаю о «Вирсавии», тоскую по вспухающим вокруг океанским валам и соленым брызгам. Но Тарквин просто ненавидит эту книгу – когда я не обращаю внимания на его протесты и продолжаю читать, просто вырывает из нее страницу.
Жизнь Саммер куда более скучна и занудна, чем я это себе представляла. У нее были красивые платья, но некуда было их надеть. Ну не могу же я заниматься домашним хозяйством во всех этих рюшечках и кружавчиках!