Скайбёрд, полная всякой чепухи про фэншуй и «лотосовые роды»[36]
, казалась тогда просто идеальным вариантом. Когда я прогнала ей тему, что, мол, стетоскопы крадут энергию у плода, она клятвенно пообещала на время моих родов оставить свой в машине.Я выбрала худшую акушерку во всем Уэйкфилде.
Громкий стук в дверь.
Вирджиния с застывшим лицом хватается за меня.
– Это мама! – шипит она.
Глава 17
Альбом
Лихорадочно шарю взглядом по комнате – куда бы спрятать свою слоноподобную единокровную сестрицу. В голове проскакивает идиотская картина: она втискивается внутрь рояля, а я пытаюсь придавить ее крышкой.
И тут, как назло, на моем «Айфоне» срабатывает напоминалка. Бросаю взгляд на экран. «Забрать Тарквина из яслей», – написано там. Тот, кто сейчас у входной двери, наверняка услышал треньканье телефона, пусть даже и не заметил нас сквозь стекло. Теперь уже не сделаешь вид, что никого нету дома.
Никак не могу заставить себя даже просто слезть с кушетки. Ногти Вирджинии так впились мне в руку, что пригвоздили меня к месту. Ее трусость заразна. Мое тело конвульсивно сжимается, ребенок внутри окаменел от страха.
Но следующий звук звучит для меня волшебной музыкой. Это пение Тарквина. «Мама-сама-мама-си!» – лопочет он.
– Это не Франсина, – шепчу я. – Кто-то привел Тарквина домой вместо меня – может, Аннабет…
Бросаю взгляд на распухшее тело Вирджинии. Перевожу его с двойного подбородка на слоновьи ляжки – ну и видок… Кожа нездорово бледная, вся в прыщах.
– Моей матери плевать, как ты выглядишь! – говорю я. – И она тоже хочет, чтобы твой ребенок подольше из тебя не вылезал, врубаешься? Наше семейство – теперь твои лучшие друзья!
Вирджиния согласно кивает. Мой внутренний спазм отпускает, и я направляюсь к двери. Это Адам.
– Что это ты тут делаешь? – удивляюсь я.
– Чего это ты запираешься? – сердито отвечает он вопросом на вопрос. – Забыла, что это я сегодня забираю Тарквина? На ужин придет Аннабет, так что можем заодно поговорить про день рождения Айрис и крестины.
Ничего такого я не помню, но тут Адам замечает Вирджинию. Она словно прилипла к кушетке – руки обхватывают живот, глаза широко открыты, как у кролика. Адам недобро прищуривается. По моему телу пробегает еще одна нервная конвульсия. На какую-то долю секунды мой муж похож на хищника, изучающего жертву.
– Ты беременна? Как у тебя может быть больший срок, чем у Саммер? – требовательно вопрошает он. – Ты замужем? Когда ты залетела?
И что это приключилось с рассеянной памятью Адама? Он запрыгнул в самую суть вопроса за какие-то секунды! Похоже, что все-таки есть пределы его стыдливого отношения к деньгам. Одно дело – наплевательски относиться к тому, получишь их или нет. Другое – когда их вот-вот выхватят у тебя из-под носа, когда ты думал, что уже победил…
Тарквин ковыляет ко мне и тычется головой мне под ложечку. «Диця твелнулась, – говорит он. – Диця велнулась». Гладит своей крошечной ручонкой по изгибу моего живота.
Бугорки позвоночника плода можно прощупать уже прямо через брюшную стенку, чуть правей срединной линии, так что, формально говоря, дитя и впрямь отвернулось от Тарквина, располагаясь к нему спинкой, но понятия не имею, ему-то откуда это знать. Прицепить одно слово к другому – это для него большое лингвистическое достижение, но сейчас голова у меня занята куда более важными вещами.
– Она не на большем сроке, чем я, – объясняю я. – Женщины различаются размерами, когда беременны. Я вот относительно худенькая…
– А я жирная, – подхватывает Вирджиния. И словно чтобы подчеркнуть эту мысль, вытаскивает здоровенный шоколадный батончик и отхватывает от него большой кусок. – Да, я замужем, но не волнуйся, Адам, это вы выиграли гонку.
Вирджиния выкладывает ему коварный план Франсины, жуя шоколадку, и еще раз заявляет, что намерена вынашивать дитя до положенного срока. Я все жду, что Адам прекратит жечь ее взглядом и выкажет обычное рыцарство, но вместо этого он говорит:
– Если тебя так заботит здоровье ребенка, заканчивай жрать всю эту дрянь!
Словно какой-то совершенно другой человек только что вошел в дверь, а не мой муж, который вышел из нее утром, – но, пожалуй, Адам говорит дело. Раздувающийся вес Вирджинии вполне может спровоцировать преждевременные роды, так ведь? По-прежнему не могу мыслить связно. Тарквин все трогает мой живот, распевая: «Диця велнулась!», и боль простреливает сквозь мое тело.
– Прекрати, сладенький, – говорю я. – Маме больно.
– Ужин готов? – интересуется Адам. – Аннабет будет здесь с минуты на минуту.
– Сейчас всего половина пятого, я и понятия не имела, что она придет, и у меня гостья! – огрызаюсь я. – И я беременна на большом сроке! Чего ты ждал, банкета из пяти блюд? Можем в кои-то веки заказать что-нибудь на дом?
Адам переводит взгляд с меня на Вирджинию, потом на Тарквина, который по-прежнему жизнерадостно распевает возле меня, хотя уже перестал меня трогать.
– И зачем нам вообще обсуждать мой день рождения – то есть день рождения Айрис? – вопрошаю я.