– Говорят, дети могут быть и без брака, хотя я в это не очень верю. У вас же, Динни, этого быть не может, – вами движут прадедовские инстинкты; в старых семьях царит врожденная тяга к законному потомству. Ведь без него не было бы и старых семей.
Динни наморщила лоб.
– Никогда об этом не думала, но я не хотела бы иметь незаконного ребенка. Да, кстати, вы дали той девушке рекомендацию?
– Да. Не вижу, почему бы ей не стать манекенщицей. У нее узкие бедра. Нынешняя мода на мальчишескую фигуру продлится еще не меньше года. Потом – помяните мое слово – юбки станут длиннее и снова начнут увлекаться пышными формами.
– Унизительно, правда?
– Что?
– Всячески подлаживаться, менять свои формы, волосы и так далее.
– Игра стоит свеч. Мы отдаем себя в руки мужчин для того, чтобы они попали в наши руки. Такова философия соблазнительницы.
– Если эта девушка будет манекенщицей, она уж наверняка пойдет по дурной дорожке.
– Не обязательно. Она может даже выйти замуж. Но меня не волнует нравственность моих ближних. Наверно, вам, в Кондафорде, приходится делать вид, что вас это интересует, – не зря вы сидите там со времен Вильгельма Завоевателя. Кстати, ваш отец принял меры, чтобы его дети заплатили поменьше налога на наследство?
– Он еще не старик, Флер.
– Да, но умирают не одни старики. У него есть что-нибудь, кроме имения?
– Только пенсия.
– У вас там много леса?
– Терпеть не могу, когда рубят деревья. Двести лет роста, жизни – все насмарку в каких-нибудь полчаса. Возмутительно.
– Милая моя, у людей обычно нет другого выхода, – разве что все продать и уехать.
– Как-нибудь перебьемся, – коротко сказала Динни, – мы никогда не продадим Кондафорд.
– Не забудьте о Джин.
Динни резко выпрямилась.
– И она этого не сделает. Тасборо – такой же старинный род, как наш.
– Предположим; но эта девушка полна неожиданностей, энергии у нее хоть отбавляй. Прозябать она не захочет.
– Жить в Кондафорде – это не прозябание.
– Не обижайтесь, Динни; я думаю только о вас. Я вовсе не хочу, чтобы вы потеряли Кондафорд, как не хочу, чтобы Кит потерял Липпингхолл. Майкл такой взбалмошный. Говорит, что если он один из столпов страны, то ему жаль такую страну, – какая глупость! Я никому этого не говорю, – неожиданно добавила Флер с глубокой искренностью, – но Майкл – золотой человек!
Заметив удивленный взгляд Динни, она переменила тему.
– Значит, на американце я могу поставить крест?
– Безусловно. Три тысячи миль между мной и Кондафордом – нет, спасибо!
– Тогда перестаньте мучить беднягу, – он признался мне, что вы его «идеал».
– И он туда же! – воскликнула Динни.
– Да, и даже сказал, что он от вас без ума.
– Это ничего не значит.
– В устах человека, который отправляется на край света, чтобы раскопать истоки цивилизации, что-нибудь да значит. Большинство людей готово сбежать на край света, лишь бы не видеть ни цивилизации, ни ее истоков.
– Я с ним покончу, как только уладится дело Хьюберта, – сказала Динни.
– Боюсь, что для этого вам придется либо постричься в монахини, либо надеть фату. Фата будет вам очень к лицу, Динни, когда вы пойдете с моряком к деревенскому алтарю под марш Мендельсона, окруженная милым вашему сердцу средневековьем. Хотела бы я это видеть!
– Я ни за кого не выйду замуж.
– Что ж, может, мы пока позвоним Адриану?
В квартире Адриана им ответили, что он будет дома к четырем часам. Динни попросила передать ему, чтобы он зашел на Саут-сквер, и поднялась к себе за вещами. В половине четвертого, спускаясь по лестнице, она заметила на пышном «саркофаге», где покоилась верхняя одежда, шляпу, поля которой были ей знакомы. Она попятилась, но было уже поздно.
– А! Вот хорошо! – раздался голос Халлорсена. – Я боялся, что вас не застану.
Динни подала Халлорсену руку, и они вместе вошли в гостиную Флер, где на фоне мебели в стиле Людовика XV он выглядел, как слон в посудной лавке.
– Я хотел рассказать вам, мисс Черрел, что мне удалось сделать для вашего брата. Наш консул в Ла‑Пас заставит этого парнишку Мануэля прислать данное под присягой свидетельское показание о том, как на капитана Черрела было совершено вооруженное нападение; это я уже устроил. Если здесь у людей есть хоть капля здравого смысла, вашего брата оправдают. Я положу конец всей этой идиотской истории, даже если мне придется вернуться ради этого в Боливию.
– Большое спасибо, профессор.
– Не за что! Я теперь на все готов ради вашего брата! Я полюбил его, как родного.
Динни вздрогнула, но в его словах было столько великодушия и душевной теплоты, что она почувствовала себя маленькой и ничтожной.
– Вы сегодня плохо выглядите, – сказал он вдруг. – Если вы чем-нибудь расстроены, скажите, я все улажу.
Динни рассказала ему о возвращении Ферза.
– Эта очаровательная дама! Как жаль! Но, может быть, она его любит, тогда со временем ей станет легче.
– Я собираюсь переехать к ней.
– Молодчина! А что, этот капитан Ферз не опасен?
– Мы еще не знаем.
Он сунул руку в задний карман и вытащил крошечный револьвер.