Девушки для диктатуры сионизма

Суть идеи была проста и гениальна. Предполагалось в полисахаридную цепь внедрить радикал — NH3. На поздних этапах формирования стула предполагалось, что пойдет бурный процесс разрушения связи радикала — NH3 с полисахаридом и обильное выделение пузырьков газа с формулой NH4. Этот газ, известный под названием ammonia (аммиак), обладает мощнейшим запахом с выразительной палитрой. Аммиак как ключевой компонент стула — это несомненный успех. К сожалению, от начала практической разработки и до клинического применения лекарственного препарата проходит обычно не менее 4–5 лет. Поэтому Антонио Шапиро дель Педро еще долго придется пользоваться сухофруктами перед психотерапевтическими сеансами, которые с ним проводит главный врач. Но после присоединения к сеансу психотерапии обязательного опорожнения желудка в прогулочном дворике в состоянии этого незаурядного ученого отметились значительные подвижки к лучшему.

А ведь до начала лечения состояние этого маститого ученого было таким плохим, что он решил повеситься в туалете нашего отделения. Для этой цели он сделал петлю из простыни и прикрепил её к крюку на потолке. После чего сел последний раз покакать и ещё раз всё взвесить. Встать ему уже не удалось. К счастью, в то время у нас проходил курс лечения изобретатель сверхмощного клея. Испытывая очередную версию своего изобретения, он помазал сверхмощным клеем поверхность унитаза.

Восемь человек при помощи двух отбойных молотков с трудом отделили унитаз с сидящим на нём крупным ученым и отправили всю эту конструкцию, этот нерушимый блок дель Педро и унитаза, в приемный покой больницы общего типа. Направление, написанное главным врачом и сообщавшее, что направляется больной с диагнозом «The buttocks which are taking place in an alien body» (Ягодицы находящиеся в инородном теле), вызвало ненужные пересуды и бурю гнева в среде сексуальных меньшинств, за что главному врачу было справедливо указано вышестоящими инстанциями.

— Если тебя вовремя не остановить, твои воспоминания о покаканном затянуться далеко за полночь, — резюмировал Пятоев историю чудесного исцеления большого ученого, — звони Эвенку, время дорого.

Почему-то Рабинович почувствовал себя этой репликой чрезвычайно оскорбленным. Он надулся и перестал закусывать.

— Истинный актёр не должен терять самообладания не в какой ситуации, — зазвенел полный патетики голос видной деятельницы театра, которая так же была приглашена на день рождения, — Это я обращаюсь к вам медбрат Рабинович. Держите выше свой нос с горбинкой и воспринимайте все как прелюдию к большой любви. Берите пример с меня. Припоминаю, как как-то мне довелось играть в спектакле на революционную тематику. По ходу пьесы классовые враги сбрасывали меня с высокого обрыва в пропасть. На этой оптимистической ноте завершалось первое действие. В яме, символизирующей бездонную пропасть, пьяный механик сцены вместо матов поставил батут. Не могу вам описать выражения лиц классовых врагов, когда я вылетела из пропасти с маузером в руках и криком: «Убью гада!»

Взлетая с батута, я инстинктивно ухватилась за какой-то предмет, который оказался маузером из театрального реквизита. Маузерами мы широко пользовались почти во всех спектаклях классического репертуара, и они валялись у нас где попало.

Подлетая к краю обрыва, с которого меня только что сбросили, я ощутила такой прилив ненависти к механику сцены, что возглас «убью гада!» вырвался у меня совершенно непроизвольно. В дальнейшем я была особо отмечена вторым секретарём обкома партии за замечательную режиссёрскую находку.

И уж совершенно нелепо обижаться на неудачную реплику вашего товарища. Невольно припоминается следующий случай из моей сценической карьеры. Распределяя роли на общем собрании коллектива театра, обращаясь ко мне, главный режиссер спросил:

— В этой пьесе вам предстоит сыграть роль невинной девушки. У вас есть какой-то опыт в этом отношении?

Не скрою, мне было очень обидно. Я никому и никогда не давала не малейшего повода сомневаться в моей способности к перевоплощению. И вдруг эти грязные, ничем не обоснованные намеки.

— Ну, не скажите, — возразил ей Шпрехшталмейстер, — иногда казалось бы невинная, да еще сказанная не тебе фраза, может вызвать сердечный приступ даже у человека тренированного. В молодости, когда я работал гимнастический номер, у меня на правой ноге случился разрыв сухожилия. Оперировали меня в институте спортивной медицины. Первая фраза, которую я услышал, когда пришел в себя после общего обезболивания, звучала следующим образом: «Ага, ну дети-то у него, по-моему, есть». Не приходиться удивляться тому, что у меня протекал с осложнениями.