Девушки из Блумсбери

– Я получила очень любезное письмо отказа на один из моих рассказов.

– Да, я знаю. Я написала его. От лица мистера Коннолли, конечно. Понимаете, Вивьен, – могу я вас так звать? – невозможно полностью отринуть секретарскую работу. Сирил чудесно относился к своим дамам, как звали нас, помощниц редактора, – лучше большинства. Но он был в первую и главную очередь мужчиной.

– У вас, должно быть, экстраординарная память – запомнить мой отвергнутый рассказ.

Теперь они проходили через величественные ворота Куинн-сквер, длинный прямоугольный оазис в сердце Блумсбери с идеально очерченными клумбами и черными коваными лавочками и оградами.

– Я хранила все написанные женщинами работы, которые мы отвергали. – Соня показала на лавочку впереди. – С разрешения Сирила, конечно. К счастью, он постичь не мог, какое мне до этого дело.

Они сели рядом друг с другом на лавке, установленной у края сквера. Перед ними были начавшие прорастать сквозь мерзлую землю пучки подснежников – первый признак весны в Лондоне.

– А какое

вам дело? – прямо спросила Вивьен.

– Я часто думаю о том, чтобы открыть собственное издание, женское. Возможно, вместе с книжным журналом. Эрика нет, «Горизонт» официально закрылся, и я чувствую себя совершенно потерянной. Все говорят, что я вышла за него из-за денег, – тогда можно сделать с ними что-нибудь полезное.

– Но вам автоматически останется лишь половина читателей. И меня всегда уверяют в том, что женщины не покупают правильные книги – или достаточное их количество.

– Это чушь. Я видела журналы подписок на работе. И все равно на собраниях редакторы снова и снова отмахивались с теми же оправданиями – как истории о женских заботах не интересуют мужчин, тогда как написанные мужчинами работы привлекают всех. Кларисса Спенсер-Черчилль и я, обе бились за ваш рассказ, хоть и безуспешно. Ваше воображение довольно дикое, а диалоги острые и кусачие. Он многим напомнил нам Анну Каван.

Вивьен была внутренне благодарна за сравнение с одной из самых любимых писательниц и за похвалу своим произведениям, которые, за исключением многих бесплодных подач в журналы, она показывала только леди Браунинг.

– Но редакторы посчитали сам рассказ слишком абсурдным и невероятным. И – здесь я могу согласиться с ними – слишком неторопливым.

– Я восхищаюсь вашей прямотой.

– Я уверена, что вы можете с ней справиться.

– Как ни странно, но могу. – Вивьен пожала плечами. – Сочинение – единственная вещь, которую я не принимаю близко к сердцу. Мне даже не кажется, что тексты идут от меня.

– Как своего рода редактор, я всегда была этим очарована.

– По крайней мере, такое у меня возникает ощущение. – Вивьен рассмеялась. – Уверена, что ошибаюсь – откуда-то они должны браться?

Теперь настала очередь Сони пожать плечами.

– Не обязательно – я сомневаюсь, что великое искусство может быть таким личным и сдержанным. Оно должно задевать за какую-то универсальную струну. Мы все едва ли когда-либо испытаем жизнь в Мандерли – не то чтобы в этом была цель леди Браунинг. Отнюдь, полагаю. Но в каком-то смысле мы все об этом мечтаем. Но когда доходит до писательниц, мужчинам необходимо верить, что опыт берется из реального источника. Как это в противном случае охолащивающе, если подумать, – этот недостаток доступа и контроля над самыми нашими глубочайшими мыслями и мирами.

Вивьен уставилась на Соню, лихорадочно соображая.

– Вы правда думаете, что в этом настоящая причина?

– Я думаю, все начинается и кончается чувством свободы, или, по крайней мере, контроля – и угрозы потери их к чужой выгоде. Антитеза кооперации. Я, в конце концов, убежденная социалистка.

– Стоит ли вам все это мне рассказывать?

– Только сейчас, когда журнал закрылся. Пришлось ждать этого. Иначе я бы никогда не раскрыла вам редакторские решения.

– Значит, вы пришли на обед встретиться с Дюморье и мной, поскольку читали наши рассказы?

– Нет, не совсем. Я также читала рассказ мистера МакДоноу. Я хотела встретить «девушку из магазина».

Вивьен в шоке повернулась к ней. Ее грудь тут же сжалась в ярости от претворения в реальность самого глубокого ее страха. Она вспомнила, как топтала журнал голой правой ногой, как швырнула латунную табличку в корзину для бумаг, а затем бросила тренч Алека ему в лицо. Она хотела сделать так, чтобы его последний взгляд на ее обнаженное тело запечатлел, как она уходит от него, чтобы забрать свою одежду в кабинете.

– Рассказ явно был о вас. – Соня заколебалась от того, как явно начала сердиться от ее слов Вивьен. – Вы, конечно, знали, что его напечатали?

– Нет, узнала совсем недавно.

– Вы не подозревали?

Вивьен покачала головой.

– Алек не делится тем, что творится – что бы там ни происходило – в его голове. Я знала, что он годами добивался публикации. Я не знала, что он пытался выехать на моей шее.

– Он знает, что вы тоже пишете?

– Господи, надеюсь, нет.

– Я считала, что Сирилу стоило выбрать ваш рассказ, а не его. Но редакторам понравился персонаж девушки. Больше, чем сам сюжет, боюсь.