Девушки из Шанхая

Мы переглядываемся. Мэй смотрит на меня почти умоляюще: Я не хочу уезжать, я хочу остаться в Хаолайу.Сэма я пока понимаю не так хорошо. Он берет меня за руку: Может, это наш шанс, он ведь говорит, что будет обращаться со мной, как с родным сыном.А я… Я устала бежать. У меня это плохо получается, и к тому же теперь я должна заботиться о дочери. Но неужели мы сдадимся? Не продаем ли мы себя дешевле, чем нас купили?

— Если мы останемся, — говорит Сэм, — вы должны предоставить нам больше свободы.

— Это не переговоры! — протестует старик. — Вам нечем торговаться!

Но Сэм не уступает:

— Мэй снимается в массовке, и ей это нравится. Теперь вы должны предоставить такую же возможность ее сестре. Пусть Перл узнает, какова жизнь за пределами Чайна-Сити. И раз уж вы запрещаете мне работать в храме, вы должны мне платить. Если я ваш старший сын, обращайтесь со мной так же, как и с моим братом.

— Но это не одно и то же…

— Верно. Я работаю гораздо больше его. Ему платят из семейного котла. Мне тоже нужны деньги. Отец, — почтительно добавляет Сэм, — вы же знаете, что я прав.

Старик постукивает по столу костяшками пальцев, взвешивая, взвешивая, взвешивая. Выбив последнюю решительную дробь, он встает, сжимает плечо Сэма и возвращается к чайным кексам, чаю и приятелям.

На следующий день я покупаю газету, обвожу в кружок одно из объявлений и направляюсь в телефонную будку, чтобы узнать о вакансии приемщицы заказов в конторе по ремонту холодильников.

— У вас прекрасный голос, миссис Лу, — говорит мне приятный голос. — Пожалуйста, приходите на собеседование.

Но, увидев меня, мужчина говорит:

— Я не понял, что вы китаянка. Я подумал, что вы англичанка.

Место мне не достается, и такое происходит еще не раз. Наконец я заполняю анкету в универмаге «Буллокс Уилшир», и меня берут работать на склад, где меня никто не будет видеть. Я зарабатываю восемнадцать долларов в месяц. После работы в Чайна-Сити, где я должна была весь день носиться туда-сюда, мне несложно проводить весь день в одном помещении. Я одеваюсь лучше и работаю усерднее остальных сотрудников. Через пару недель меня переводят на должность укладчика товаров. Два месяца спустя меня назначают лифтером. Это происходит благодаря моему британскому акценту, который я использую потому, что это явно нравится моему начальнику-американцу. Сложно придумать более простую и бессмысленную работу — с десяти утра до шести вечера я езжу вверх-вниз. Теперь я зарабатываю на несколько долларов больше. Некоторое время спустя помощнику управляющего приходит в голову новая идея.

— К нам только что поступила партия наборов для игры в маджонг, — говорит он. — Будешь помогать мне их продавать, это создаст нужную атмосферу.

Он заставляет меня переодеться в дешевый чонсам,

присланный вместе с товаром, отводит на первый этаж и усаживает за прилавок — мой собственный прилавок. К вечеру я продаю восемь наборов. На следующий день я надеваю один из самых красивых своих чонсамов— ярко-красный с вышитыми пионами — и продаю две дюжины наборов. Покупатели заявляют, что хотели бы научиться играть в маджонг, и помощник управляющего просит меня за дополнительную плату раз в неделю проводить занятия. Мне это удается так хорошо, что я прошу у него позволения сдать письменный экзамен, чтобы получить повышение. Но из-за моих китайских волос, глаз и кожи управляющий ставит мне низкую оценку, и я понимаю, что, несмотря на то, что я продаю больше товара, чем те, кто продают перчатки или шляпы, в «Буллоксе» мне большего не добиться.

Но что делать? Пока что я довольна своим заработком. Треть я отдаю отцу, треть откладываю для Джой, а треть трачу на себя.

* * *

Спустя шесть месяцев после пожара, второго августа 1939 года, происходит повторное торжественное открытие нашего Чайна-Сити с оперой, парадом драконов, фокусниками, красотками, танцами львов и демонов, с тщательно дозированными фейерверками. В последующие месяцы воздух ежедневно наполняется дымками благовоний и ароматами гардений. По переулкам плывет мягкая китайская музыка. Нас посетили кинозвезды Мэй Уэст и Джин Тирни, а также Элеонора Рузвельт. Горохом сыплются мероприятия с участием землячеств и хранителей святынь. Какие-то группы посещают «Китайскую джонку» — ресторан в виде флагмана пиратской эскадры под командой величайшего в мире пирата, каковым — так уж вышло — оказалась китаянка. Джонка приписана к гавани Хуанпу, посетители могут угоститься «пиратской пищей» и выпить «пиратского грога», приготовленного «опытным смешивателем, который мягко скажет, но крепко сварганит». Чайна-Сити переполнен американцами, но ему уже никогда не стать прежним.