Девушки из Шанхая

Все переодеваются в огромном неотапливаемом шатре, не дающем какой-либо возможности уединиться. Хотя я каждый день одеваю свою дочь, сейчас это делает ее тетушка: снимает с Джой шерстяной свитер и помогает ей надеть штаны, такие же темные, грязные и широкие, какие мы когда-то носили. Потом мы отправляемся к гримерам. Наши волосы убирают под тугие черные косынки. Волосы Джой завязывают в несколько хвостиков, и ее голова начинает напоминать грядку, усеянную диковинными черными растениями. Наши лица покрывают темным гримом, и я вспоминаю, как Мэй мазала мне лицо смесью крема и какао. Затем мы вновь выходим на улицу, чтобы нас обдали грязью из распылителя. После этого мы ждем начала съемок в искусственном Шанхае. Наши широкие черные штаны развеваются на ветру подобно темным призракам. Для тех, кто родился здесь, это — единственный шанс попасть на землю своих предков. Тем же, кто родился в Китае, декорации позволяют на секунду почувствовать себя в ином месте и времени.

Надо признать, что мне приятно видеть, как съемочная группа любит мою сестру и как ее уважают актеры массовки. Ее смех, улыбки и болтовня с друзьями напоминают мне о том, какой она была в Шанхае. Однако я постепенно понимаю, что многое в процессе съемок выводит меня из себя. За торговцем цыплятами сидят несколько мужчин и играют на деньги. Другие изображают, будто курят опиум — прямо на улице! Почти у всех мужчин волосы заплетены в косы, хотя дело происходит после провозглашения Республики, а судя по тому, что говорится о вторжении недомерков, — через четверть века после этого события. А что до женщин…

Мне вспоминается фильм «Жестокий Шанхай», который мы с Сэмом, Мэй и Верном недавно видели в кинотеатре «Миллион долларов». Режиссер Джозеф фон Штернберг жил в Шанхае, и мы ожидали увидеть что-нибудь, напоминающее наш родной город. Но это была всего лишь очередная история про то, как женщина-дракон вовлекла белую девушку в мир азартных игр, алкоголя и прочих ужасных вещей. Мы хохотали над рекламными плакатами, возглашающими: «Люди живут в Шанхае по многим причинам… и большинство из них ужасны». К концу нашего пребывания в Шанхае я и сама так думала, но мне все еще больно видеть, как мой родной город — азиатский Париж — изображают в таком дурном свете. Мы видели это во многих фильмах и теперь снимаемся в одном из них.

— Как ты можешь, Мэй? Неужели тебе не стыдно?

На ее лице — искреннее смущение и обида.

— Ты о чем?

— В этом фильме китайцы выглядят какими-то дикарями! — говорю я. — Нас заставляют по-идиотски хихикать, демонстрируя зубы. Заставляют объясняться жестами, видимо, подразумевается, что мы плохо соображаем. Или же говорить на ломаном английском…

— Да, но разве эти декорации не напоминают тебе Шанхай? — спрашивает она с надеждой.

— Дело не в этом! У тебя что, совсем нет гордости за наш народ?

— Вечно ты всем недовольна! — восклицает моя сестра с явным разочарованием. — Я привела тебя, чтобы ты посмотрела, как мы с Джой работаем. Разве ты нами не гордишься?

— Мэй…

— Почему ты не можешь просто развлечься? Почему не можешь просто порадоваться, что мы с Джой зарабатываем деньги? Конечно, мы получаем меньше тех ребят. — Она указывает на толпу статистов, переодетых рикшами. — Я добилась, чтобы они получали семь с половиной долларов в день, если будут брить голову. Это совсем неплохо…

— Рикши, курильщики опиума и проститутки. Ты хочешь, чтобы все нас считали такими?

— Если под «всеми» ты подразумеваешь ло фань,то мне плевать, что они думают.

— Но это же оскорбительно…

— Кого это оскорбляет? Точно не нас с тобой. К тому же это всего лишь часть карьеры. Некоторые, — она имеет в виду меня, — предпочитают сидеть без работы, нежели браться за то, что, как они считают, ниже их достоинства. Но подобная работа дает нам неплохие шансы.

— То есть те, кто сегодня играют рикш, завтра станут владельцами студии? — скептически спрашиваю я.

— Разумеется, нет, — отвечает она раздраженно. — Им нужна роль со словами. За это много платят, Перл, ты же знаешь.

Бак Ва Том уже пару лет соблазняет Мэй рассказами о ролях со словами, но ей они так и не достаются. А вот Джой уже довелось произнести в разных фильмах несколько фраз. Мешочек, куда я складываю ее заработки, изрядно раздался — а ведь она еще так мала! Тем временем тетушка Джой жаждет получить свои двадцать долларов за фразу — за любую фразу. Сейчас она готова согласиться даже на простое «Да, мэм».

— Если целыми ночами изображать из себя дурную женщину — это такое перспективное занятие, — говорю я язвительно, — так почему тебе еще не дали роль со словами?

— Ты прекрасно знаешь! Я тебе тысячу раз говорила! Том говорит, что я слишком красива. Каждый раз, когда режиссер выбирает меня, какая-нибудь звезда мешает мне. Они не хотят соперничать со мной, потому что знают, что победа будет за мной. Знаю, это нескромно, но так говорят все.