Девушки на выданье. Бал дебютанток

Неужели действует во мне воспоминание, неужели я еще могу лю… но нет, один ты, друг мой, один-один Журнал, узнаешь, что за чувство во мне, когда я слышу его голос[104]. (Это слеза воспоминания… быть может, сожаления. Я сожалею о прошлом. Воспоминания о нем всегда во мне). Знаю все, знаю все недостатки ЕГО, умею скрыть чувства, смеюсь, играю, весела, но, увы, не веселюсь. Опять слезы, опять горе, опять, о! Боже… Любовь, и любовь страстная к прошедшему былому. Один раз только я искренно полюбила, судьба не исполнила моего желания, Провидение Всеведущее, может быть, спасло меня. Я повинуюсь, не ропщу. Рассудок заменил место любви, но уничтожил воображение, надежду и желания: я пробудилась от счастливейшего сна, чтобы видеть настоящее: завеса отдернута…

Елизавета Михайловна Сперанская (в замужестве Фролова-Багреева; 1799–1857 гг.) – русская писательница, единственная дочь реформатора Михаила Сперанского и англичанки Елизаветы Стивенс. 1850-е гг.

Теперь уже не обманусь призраками. Как грустно мне на бале! Теперь мне все равно, я ко всему равнодушна. Сегодня весела, игрива, но не от души: в ней все пусто, все спокойно, но как все холодно. Мне кажется, что с прошедшей зимы я прожила век, целый век, и стара душою я, и думаю, что стара летами. Совестно сказать, что 21 год, а что эти лета в сравнении с целой жизнью.

Вчера глупейший бал и театр у нового посла Дюка Mortemare[105]. Играли провербы и l’ours et le Pacha («Медведь и Паша»), преглупо все. M-me Ste Aldegonde, sa belle soeur (его невестка) и жена человека, которой бежал в Америку, был приз de corps (арестантом) и теперь, как обыкновенно, входит в нашу службу, угощала или, лучше сказать, приседала входящим и плясала для своего удовольствия. Я малое время была, но вот что узнала. ОН[106]

подошел ко мне и сказал мне почти на ухо, что брат бесподобной Алины Паниной прощен, то есть как Чернышев[107] – солдатом с выслугой. Мы говорили об Паниных, он стоял, облокотись на моем стуле. Эту минуту или время было можно назвать счастьем. Бибиков тоже увивался, но это все равно. Сегодня именины Государыни, я была дежурной, одета чудесно в желтом платье с рисованными гирляндами сирени, все сходят от него с ума: видела Варинькиного друга и желаемого ею мне жениха Матвея Велиурского[108]. Как он постарел. Познакомилась с Урусовой[109] и очень ее полюбила: обедала у Александрии Кушелевой

[110] и буду там вечером. Новые свадьбы: Лиза Вяземская за Алек<сандра> Хитрово[111], К<няжна> Хованская за Кокошкина[112], Алек<сандрина> Лаваль за Коссаковскаго – мой черт.

Влюбившись в Кушелева, она никак не хотела, чтоб это сделалось. Она сдружилась с Косса<ковским>, дала ему рандеву у себя. Тут он увидел дуру сестру Кушелева, Лобанову[113]

, которой он стал говорить про свою любовь к Алине. Та пошла и ей все пересказала. Алина призналась ей же, что его любит. Багреева <нрзб>, он хитрил, Алина объявила, что выйдет за него одного, долго в том упорствовала, и что же теперь вышло. Коса<ковский>, видев, что дело не идет на лад, предложил руку свою Сиверсовой, которая ему отказала, говоря, что она знает, что он ищет Алину. Он велел ей сказать, что не он, а она за ним бегает. Потом посватался за Алек<сандрину> Лаваль, и говорят, что сегодня их помолвили.

<Пятница> 26 Апреля <1829>

В середу 24 была свадьба William’a и <нрзб> Forrester, все было очень хорошо, вечером я была у Андерсона, и мы немного танцевали. В тот же день я была у Алины, которая уехала с Государыней прежде в Варшаву [на] коронование, а там на месяц в Берлин. Сказали мне Репнины, что есть еще надежда для Алины. Дай Боже. Сегодня уехала Варвара Дми<триевна>, и я накануне, и как мне жаль ее.

(<Среда> 8 Мая <1829>