Диадема Марии Тарновской

– Тогда я велю, чтобы накрывали на стол. – Мария пошла на кухню, и Тарновский проводил ее глазами, думая, что его жена с годами становится все привлекательнее.

Если бы она осознала, что ее супруг готов покаяться, стать примерным семьянином, и сама бы вернулась в семью – на душе бы снова стало спокойно. Но что-то подсказывало, что этого не будет никогда, что он и сам в этом виноват – и снова кололо сердце.

Василий приложил к нему руку, чувствуя биение и колющую боль, и поплелся к себе в комнату. Там он достал пистолет, из которого когда-то застрелился его брат, покрутил в руках и твердо решил взять с собой в ресторан. Он боялся не Боржевского – он боялся свою жену.

Глава 47

Киев, 1902 г.

Последний этаж трехэтажного дома на Крещатике сиял огнями, гремел звонкой музыкой. В «Гранд-отеле» было все, что могло удовлетворить самого взыскательного клиента. Родители Марии знавали самого Эйсмана – профессора университета святого Владимира и удачливого предпринимателя, который надстроил третий этаж своего дома, основав знаменитую гостиницу.

Профессор хотел, чтобы отель не уступал столичным, – и делал для этого все. Он снабдил многие номера ванной комнатой и телефоном, лифтами и бильярдными. Ресторан гостиницы скоро стал считаться самым модным в Киеве. Эйсману удалось переманить к себе бывшего главного повара его императорского величества Александра II, готовившего вкуснейшие блюда.

Именно сюда супруги Тарновские и пригласили Боржевского. Встретившись в вестибюле, они поднялись по красной ковровой дорожке в ресторан и сели за столик у входа. Нарядно одетая публика восседала за столами, накрытыми изысканными яствами, и лакомилась с видимым удовольствием.

Василий щелкнул пальцами, и чистый до скрипа официант возник перед ним как по мановению волшебной палочки.

– Нам самого хорошего шампанского и сыр на закуску, – начал Тарновский. – А на горячее… – Он повернулся к Стефану: – Что желаешь?

Боржевский подумал, что Тарновские могут не заплатить за него, и выдавил:

– Стерляжью уху.

– Прекрасно. – Василий принялся заказывать самое дорогое, и официант, изогнувшись в почтительном поклоне, благоговейно внимал.

– Все. – Тарновский откинулся на спинку стула и блаженно выдохнул: – Давно я не пил хорошее шампанское.

– Говорят, Шаляпин собирается приехать в Киев, – вставил Боржевский. – Вы слушали Шаляпина?

– Нет, мы не ставили целью попасть на его концерты, когда были в столице, – вмешалась Мария.

– А вот мне довелось слушать его в Большом. – Стефан задумчиво потрогал жидкую бородку. – Очень мощное выступление.

– Я слышала, он прекрасно поет романсы. – Мария слегка улыбнулась и подмигнула Боржевскому. – Хотя многим и не нравится его исполнение «Дубинушки». Впрочем, – она приняла от официанта бокал с золотистым шампанским, – я бы хотела его услышать.

– Давайте выпьем за то, чтобы у нас было все хорошо. – Василий поднял бокал и сразу опрокинул в себя.

Мария и Стефан последовали его примеру. Официант принес закуски и хлеб, и Тарновские накинулись на них.

Боржевский смотрел на супружескую чету, глотая слюну. Он все еще боялся за содержимое своего кошелька.

– Угощайся, Стефан, и не думай о деньгах. – Василий захохотал, чуть не опрокинув бутылку. – Бери сколько влезет и не стесняйся. Сегодня я плачу.

Боржевский немного успокоился и протянул вилку к отварному языку.

– Мария, вы были в салоне Гиппиус. – Он наклонился к горчице, призывно желтевшей в маленькой плошке. – Как вам хозяйка? Как ее общество?

Женщина аккуратно и умело резала холодное мясо маленьким ножиком.

– Зинаида очень экстравагантная и неглупая дама, – ответила она. – К тому же чертовски талантливая. Ее стихи выше всяких похвал.

– Показывали ли вы ей свои творения? – поинтересовался Боржевский.

Мария покачала головой:

– Нет, к сожалению. Там было столько знаменитостей, что у меня разбежались глаза. Мои стихи на их фоне показались бы жалкой пародией. – Тарновская вдруг наклонилась к самому уху Стефана и что-то прошептала.

Боржевский расхохотался, капельки слюны полетели в его полупустую тарелку. Василий сжал под столом кулаки, кровь бросилась в лицо, застучала в висках, предательски закололо сердце. Он молил Бога, чтобы Мария не переступила границы и не сделала его посмешищем в очередной раз: в зале ресторана всегда собиралась самая почтенная публика.

А супруга уже забыла, что давала себе слово вести себя прилично: она громко смеялась, призывно смотрела по сторонам и гладила руку Стефана, покрытую редкими черными волосками.

Официант принес горячее, и Василий принялся есть, но от волнения кусок не лез в горло. Ему хотелось скинуть тарелку, затопать ногами, увести жену от Боржевского, но вместо этого он отодвинул тарелку и сказал просительно, с придыханием:

– Мария, нам пора.

Она бросила на него удивленный взгляд:

– Так быстро? Но я еще не поела.

Тарновская едва притронулась к бифштексам: она была занята разговором с Боржевским.

Василий встал. Руки его тряслись, сердце колотилось, как испуганная птица.

– Мария, я прошу вас. – Он повысил голос.