Диадема Марии Тарновской

– Всего хорошего. – Я без сожаления проводил глазами его накачанную фигуру и отправился к лестнице. Надежда, наверное, уже встала и ищет меня. Мой слух уловил посторонний шорох, и я подумал, что незнакомец не пошел дальше, а спрятался за выступом скалы и следит за мной. Эта мысль заставила меня содрогнуться, и я тут же отогнал ее от себя:

– Чушь какая-то! Зачем ему следить за мной?

Тем не менее я пожалел, что не захватил с собой травматический пистолет, на который Надежда выбила мне разрешение. Все бы было безопасно. На краю обрыва показалась Леночка. Ее красивое лицо сияло свежестью, и я понял, что ее нисколько не беспокоят предстоящие события. Что ж, может быть, это правильно.

– Подожди, не поднимайся. – Она помахала мне рукой и принялась спускаться. – Макс, я по тебе ужасно соскучилась. Я хочу любить тебя прямо сейчас и здесь. – Девушка прижалась ко мне и принялась стаскивать футболку. – Пока твоя жена спит.

– Ты уверена, что она не придет сюда? – Волны страсти захлестнули мое тело, и все же я не потерял способности здраво мыслить.

– Ручаюсь. Я заглянула к вам, прежде чем пришла сюда.

Я сорвал с нее легкую кофточку и припал к пышной груди. Мир на мгновение перестал существовать, но только на мгновение. Истошный голос жены вернул меня в реальность:

– Макс! Что ты делаешь?

Я оторвался от Лены и взглянул наверх. Как разъяренная фурия, жена нависла над обрывом.

– Немедленно поднимайтесь! Оба!

Мы с Леной переглянулись. Она побелела как полотно и не двигалась с места.

– Я сказала – поднимайтесь! – завизжала Надежда. Мы покорно поднялись по лестнице. Жена встретила меня звонкой пощечиной. Рука у нее оказалась тяжелой.

– Сволочь, негодяй. Так вот почему ты захотел поехать сюда?

– Дорогая, ты не так поняла. – Я еще пытался оправдаться, прекрасно понимая, что мне нет оправдания.

– Я не так поняла? – Она накинулась на меня с кулаками, и вперед выступила Лена.

– Не трогайте его.

– Что ты сказала, шлюха? – Надежда размахнулась, и секретарша с силой толкнула ее. Жена, стоявшая почти на самом краю обрыва, полетела вниз, на острую гальку. Ее пронзительный крик оборвался ужасным звуком упавшего тела. Не сговариваясь, мы кинулись вниз. Я еще надеялся на чудо, но его не произошло. Острый камень пронзил висок жены как копье. Надежда была мертва, и при всем желании никто не мог ей помочь. Я вцепился в плечо секретарши:

– Что ты наделала? Зачем ты ее убила?

– Между прочим, я защищала тебя, идиот. – На нее было страшно смотреть. Она провела рукой по мокрому лицу, и к пухлой губе прилип маленький блеклый листик. Я трясся, как на электрическом стуле.

– Что же теперь делать?

– Бежать в поселок и вызывать полицию, – она говорила с поразительным спокойствием, словно всю жизнь готовилась к этому, – мы должны убедить их, что это несчастный случай. Если мы попытаемся все скрыть, то станем подозреваемыми в убийстве.

– Да, ты права. – Я взбежал по скользким ступенькам, рванул к машине и через минуту уже ехал по дороге к поселку, иногда останавливаясь и проверяя связь. Как только появилась возможность позвонить, я набрал полицию.

Глава 49

Ялта, 1903 г.

– Теперь вы согласитесь со мной, Мария, что весна в Крыму – это что-то необыкновенное? – Невысокий белолицый барон Владимир Шталь, уговоривший Тарновскую развеяться в Крыму, нежно взял ее руку. – Смотрите какая красота! Как пахнет сирень! А эти плодовые деревья! Они оделись в белое, словно невесты.

Мария рассеянно ответила:

– Да, вы правы, Владимир. Я не жалею, что приняла ваше предложение.

Она снова погрузилась в свои мысли, и барон недовольно нахмурился. Он почти год добивался благосклонности этой женщины, бросил ради нее жену, отправив ее в поместье отца, наконец добился и увез в Крым, надеясь, что здесь их любовь расцветет, как крымские розы.

Однако его надежды не оправдались. Мария стала чуть-чуть нежнее, чем в Киеве, но именно чуть-чуть. Она с томным видом позволяла ласкать себя, но ее поцелуи не были жаркими, как ему бы хотелось, ее объятия почти не грели, и Шталь, вглядываясь по ночам в красивое лицо любовницы, лихорадочно соображал, как привязать ее к себе.

Он чуть не сошел с ума от ревности, когда узнал, что раненый Боржевский, чье место он теперь занимал, приехал в Крым на лечение. Об этом человеке они никогда не говорили. Между ними установилось молчаливое соглашение не упоминать о супругах и о любовниках, и Владимир свято соблюдал его, боясь потерять Марию.

– Вы слышали, Боржевский здесь. – Женщина сорвала лепесток жасмина и поднесла к носу. – Как пахнет!

Шталь вздрогнул. Его любовница первой нарушила обет молчания о прежних пассиях. Волна ревности подкатила к горлу.

– Надеюсь, вы не отправитесь его навестить? – спросил он, стараясь говорить как можно тверже и с ужасом сознавая, что его голос дрожит.

Мария заметила его волнение, поправила прядь рыжих волос, чуть растрепанных ветром, и усмехнулась:

– Вы ревнуете, Владимир?