— Этот, — указал мертвец на третью дверь и громко постучал.
Несколько секунд стояла тишина, а затем раздражённый голос воскликнул:
— Ну что ещё?!
Дверь распахнулась. На пороге стоял наш знакомый майор, не в самом презентабельном виде. Рубашка несвежая, трёхдневная щетина, лицо осунувшееся.
— Добрый день, майор.
Он зыркнул на меня исподлобья и попытался закрыть дверь.
— Не имею желания играть с вами в карты.
Киж упёрся в дверь с нашей стороны, не давая её закрыть.
— А мы не за этим.
Бурмин рассердился не на шутку:
— И разговаривать с вами тоже не желаю. Подите прочь, судари!
— А придётся, — я широко улыбнулся. — Дмитрий Иванович, обеспечь нам условия для беседы.
— С радостью, Константин Платонович.
Мертвец осклабился и без замаха ударил в дверь кулаком. Майор не успел среагировать, встретился с ней лицом и отлетел в глубину комнаты.
— А вот теперь можно и поговорить.
Мы вошли в комнату, и Киж запер дверь изнутри, чтобы нам никто не мешал.
Глава 27 — Кёнигсберг
— Да я!.. Вас!
Бурмин вскочил и попытался выхватить из ножен саблю. Но не успел — клинок не вышел из ножен и наполовину, а Киж уже приставил к горлу майора остриё палаша.
— Успокойтесь и сядьте, сударь. Для начала вам придётся меня выслушать.
Гусар, бешено вращая глазами, плюхнулся в кресло у окна. Его рука не отпускала рукоять сабли, готовая в любой момент выхватить оружие.
— Я убью вас. Убью! Я…
— Замолчите и слушайте.
Я встал перед ним, заложил руки за спину и посмотрел майору прямо в глаза.
— Сударь Бурмин, как офицер, дворянин и крещёный человек, я трижды обвиняю вас в недостойном поведении.
— Что?!
— Вы опорочили мундир офицера, женившись обманным путём. Вы надругались над церковным таинством брака, осмеяв и превратив в злую шутку. И наконец, вы опорочили честь молодой девушки, бросив её и даже не назвав своё имя.
Во взгляде Бурмина появился ужас. Кажется, он только сейчас понял, что именно натворил.
— За любой из этих поступков я имею право вызвать вас на дуэль и убить без зазрения совести. Будете ли вы возражать против этих обвинений?
Майор отпустил саблю, приложил руки к лицу и прошептал:
— Господи…
Несколько минут он молчал, тяжело дыша и замерев, будто парализованный.
Наконец очнувшись, он убрал ладони от лица и встал. Непослушными пальцами застегнул мундир на все пуговицы и выпрямился, вздёрнув подбородок.
— Судари, я готов дать вам сатисфакцию. Вы в своём праве, признаю, — Бурмин посмотрел прямо на меня, без страха или сожаления. — Но прошу прежде назвать имя… кхм… моей жены, мне необходимо составить документ.
— Марья Гавриловна Ненарадова.
— Благодарю.
Сев за стол, Бурмин принялся что-то писать. Неспешно он выводил строчку за строчкой, совершенно не отвлекаясь и не нервничая. Однако, есть у него характер, не поспоришь. Если бы не дурацкие шуточки — просто идеал военного.
— Судари, — Бурмин закончил писать, посыпал песком бумагу, чтобы подсушить чернила, и встал. — Возьмите, Урусов.
Он протянул мне два листа.
— Это письмо с извинениями Марье Гавриловне, — он криво улыбнулся, — на случай моей смерти. И завещание.
Я удивлённо посмотрел на него.
— Поскольку она моя жена, значит, имение должно перейти к ней. Всё равно у меня нет других наследников.
Свернув бумаги, я протянул их Кижу.
— Но если я останусь жив, — уточнил Бурмин, — прошу вернуть их мне. Я лично решу этот вопрос, как полагается дворянину.
Киж переглянулся со мной и пожал плечами. Мертвеца такой вариант вполне устраивал, и он даже готов был сам съездить до Пскова. А что касается меня, то я переменил мнение о майоре. Действительно, настоящий гусар — не слишком умён, но достаточно смел, чтобы признавать ошибки. Если выживет и наберётся опыта, может стать отличным генералом.
— Что же, — я улыбнулся, — сударь, на этом мы с вами простимся.
— А… — У Бурмина дёрнулся глаз.
— Идёт война, сударь. Лишать жизни офицера в такой момент — предательство против Родины. Если вы погибнете в бою, Дмитрий Иванович исполнит волю по вашему завещанию. В ином случае вы уж сами попросите прощения у Марьи Гавриловны.
Я кивнул ему и вышел из комнаты.
— Не хотели сами убивать, позволили бы мне.
Киж недовольно ворчал, трясясь в седле и хмуро глядя на дорогу.
— Зачем, Дмитрий Иванович?
— За плохое поведение. Вы сами, между прочим, сформулировали.
Я покосился на мертвеца и усмехнулся:
— Если мы будем убивать всех офицеров за неидеальное поведение, к осени Фридрих сможет одной ротой взять Москву. Остынь, Дмитрий Иванович. Бурмин показал, что может вести себя достойно, и хватит с него. Тем более воевать будем рядом, и он может пригодиться.
— Не верю, — продолжал гнуть свою линию Киж, — что он сдержит слово и после войны поедет к девушке…
— Если ты так беспокоишься, мой друг, то тебе и карты в руки. Как выйду в отставку, можешь съездить и проверить, как там бедная Марья Гавриловна.