— Фридрих ещё летом начал бузить: то там городок захватит, то тут крепость. А осенью уже официально мир разорвали. В зиму, естественно, никто воевать не стал. Генералы ждут конца весны, чтобы дороги подсохли и можно было войска двинуть.
— Я чего-то не понимаю. Если только летом планируют начать атаку, зачем меня срочно гнать в армию? Ещё три месяца там валандаться просто так.
Киж снисходительно ухмыльнулся, глядя на меня:
— Сразу видно, Константин Платонович, не знаете вы нашу армию. Пока в войска попадёте, пока в полк назначат, хоть как-то дела примете да порядок наведёте, лето и наступит.
— Ещё что-то есть важное?
— А как же. Полковник Реад, к которому вы должны явиться, при штабе Обсервационного корпуса состоит.
— Что за корпус такой?
— Это, Константин Платонович, личные войска Шувалова, — Киж состроил кислую гримасу. — Он им платит, приказы раздаёт, офицеров назначает. Говорят, ничем от родовых опричников не отличаются, только форму государеву носят. Воюют, по отзывам, плохо: на приказы генералов императрицы наплевать могут, своевольничают и под огнём отступают часто.
Плохо, очень плохо. Становиться шуваловским опричником, даже формально, я не собирался ни при каких обстоятельствах. Значит, надо с этим Реадом или договориться, или поругаться, чтобы в обычные войска попасть.
Путешествовать зимой — не слишком приятное занятие. Отвратительные дороги, снег, постоялые дворы с жуткими сквозняками. Мы ползли с черепашьей скоростью, и я раздражался с каждым днём всё больше. Киж, хоть и мёртвый, тоже страдал от мороза — у него замерзали суставы, и вечером, спрыгивая с лошади, он чуть слышно скрипел. Только Мурзилка, разъезжавший у Васьки за пазухой, был доволен: хочет — спит, хочет — высунет голову и смотрит на дорогу. А ночами кот гонял мышей в гостиницах ради удовольствия.
За Псковом погода сделалась совсем мерзкой: за два шага уже ничего не было видно. Целый день мы просидели на постоялом дворе, изнывая от скуки.
Киж маялся от безделья, не зная, к чему себя приложить. Местные горничные не соответствовали его “высоким” стандартам красоты, а сыграть в карты оказалось не с кем. Среди постояльцев были только какие-то купцы, с которыми сидеть за карточным столом поручику не по чину.
— Приедем в армию, найдёшь, кому деньги проигрывать, — я сдерживался, чтобы не рассмеяться.
— Обижаете, Константин Платонович. Лошадь мою видели? В Петербурге выиграл, у меня тридцать лет практики как-никак.
К счастью Кижа, в обед появился ещё один путешественник: гусарский майор Бурмин. Молодой, лет двадцати пяти, склонный к дурацким шуткам и совершенно неумеюищий проигрывать. Его Киж и соблазнил сыграть “по маленькой”. Но стоило мёртвому поручику в очередной раз забрать кон, Бурмин начинал кипятиться, громко ругался и швырял карты на стол.
Уже стемнело, когда Киж выиграл у майора все наличные деньги. Для продолжения забавы он предложил играть на кивер Бурмина.
— Хватит! — гусар зло припечатал карты к столу. — Метель стихает, мне пора ехать.
Он встал, накинул тулуп и, не прощаясь, выскочил с постоялого двора, напоследок хлопнув дверью.
— Чудак-человек, — вздохнул Киж, — не корову же проиграл, в конце концов.
— Угу, — я подтвердил, — там на десяток бурёнок хватит, что ты у него забрал.
— Ну, извините, Константин Платонович! Я его насильно играть не заставлял, голову на плечах надо иметь.
Киж обвёл взглядом общий зал постоялого двора, не найдется ли часом другой партнер. Но в зале сидели всё те же мещане и купцы.
— Константин Платонович, может, тоже поедем? Что мы, хуже этого майора?
— В ночь? По незнакомой дороге?
— Я направление нутром чую, — уговаривал меня поручик, — да и дорога здесь одна, на Ригу. Не сомневайтесь, проведу лучше любого местного.
Ночевать на этом постоялом дворе не было никакого желания — кормят плохо, кровать скрипит и грозит развалиться. Так что я дал себя уговорить, и Киж велел Ваське привести лошадей из конюшни.
— Простите, Константин Платонович, — Киж состроил виноватое лицо, — кажется, мы заблудились. Ни черта не знаю, куда ехать.
— Замечательно! Ты, Дмитрий Иванович, прямо Сусанин. Признайся честно, врал, что направление чувствуешь?
Он замотал головой.
— Что вы, Константин Платонович, был бы жив, так перекрестился бы. Метель эта дурацкая, видите? Будто вместе со снегом эфир гонит.
Я покосился на него с насмешкой. Эфир ему гонит, выдумщик! Хвастал, как всегда, вот и вся правда.
— Ладно, поехали дальше, будем искать нормальную дорогу. Вон там, впереди, огонёк горит, может деревня какая.
Это и правда оказалось село, а свет горел в церкви, несмотря на поздний час. Двери её были отворены, за оградой стояло несколько саней, а у входа толпились люди.
Едва мы остановились, из церкви выскочил знакомый нам Бурмин. Он бросился к своим саням, запрыгнул в них и закричал:
— Пошёл! Гони, шельма!
Лошади, вполне себе живые, а не механические, громко заржали. Сани рванули с места и унеслись в снежную даль.