Дьявол и Дэниэл Уэбстер

– Прошу прощения, сэр, – изменившимся голосом выговорил он. – Вы упомянули дату?

– Я сказал, что сейчас тысяча восемьсот девяносто седьмой год, – повторил доктор Уильямс, стоя неподвижно и навытяжку. – Сказал, что Маас Роберт мертв, Господи, помилуй его душу, и Джефферсон Дэвис тоже. Перед смертью Маас Роберт сказал, что мы должны жить в мире. Дамы могут воевать так долго, как сочтут нужным, – это их привилегия. Но мужчины должны действовать так, как подобает мужчинам.

И он пристально уставился в скульптурное лицо с высоко поднятым подбородком.

– Да зачем же, черт бы вас побрал! – выпалил он, и это была не столько брань, сколько мольба. – Я служил в девятом джорджийском полку, прошел три кампании. Мы сражались до самого Аппоматтокса, это была наша битва. – Нечто суровое, относящееся к прошлому, проскользнуло в его речи, и этого Джимми Уильямс тоже никогда раньше не слышал. – У нас не было ни негров, ни плантаций – у людей, вместе с которыми я сражался. Но когда все было кончено, мы рассудили, что все кончено, и занялись работой на земле. Да, нам пришлось тяжко, но мы мотыжили кукурузу. У нас были дела поважнее, чем забивать мальчишке голову напыщенными идеями и замышлять стрельбу в почтмейстера только потому, что в президентах республиканец. Да Боже ж ты мой, – продолжал он, опять скорее молясь, чем ругаясь, – и без того было несладко сплоховать, когда думал, что справишься, но когда я смотрю на вас… словом, когда ненависть слишком долго держат в себе, она смердит, как ее ни наряжай и за какими красивыми речами ни прячь. Я вас предупреждаю: держитесь подальше от моего сына. На этом все, довольно.

– Предатели, – невнятно пробормотал старик, – все предатели.

И тут он переменился в лице и повалился вперед, будто споткнулся о камень. Негр и белый бросились к нему, но негр подхватил его первым и опустил на землю. А потом Джимми Уильямс услышал, как отец велит ему принести черный саквояж, и его конечности вновь обрели способность двигаться.

* * *

Доктор Уильямс вышел из спальни, вытирая руки полотенцем. Его взгляд упал на Джимми Уильямса, ссутулившегося у шахматной доски.

– Он в порядке, сынок. По крайней мере… нет, он не в порядке. Но он не мучился.

Джимми Уильямс слегка вздрогнул и с трудом произнес:

– Я слышал, как он говорит. Слышал, как он обзывал людей.

– Да, – отозвался его отец. – Ну об этом задумываться не стоит. Видишь ли, человек… – он умолк и начал заново: – В общем, я нисколько не сомневаюсь, что когда-то он был уважаемым и незаурядным человеком. Вот только… есть такая штука, которую один француз назвал «идефикс» – навязчивая идея. Стоит только позволить ей завладеть тобою… а тут еще его воспитание. Понимаешь, он вбил себе это в голову, просто не мог смириться с мыслью, что он в чем-нибудь не прав. А эта ненависть… нет, не дело это для человека. Особенно когда она вот такая. Так, а где черный?

Джимми Уильямс снова вздрогнул: ему не хотелось, чтобы Сэм вернулся в комнату. Но Сэм вернулся и вежливо ответил на вопрос врача.

– Хм-м… – доктор Уильямс продолжал: – Уже в третий раз. Ему следовало обратиться к врачу.

– Маас Джон не верит врачам, – откликнулся негромкий и приятный голос.

– И уже не поверит, – коротко заключил доктор Уильямс. – Ну а теперь я отвезу мальчика домой. Но мне придется вернуться. В этом округе я исполняю обязанности коронера. Ты понимаешь, что это значит?

– Да, сэр, – подтвердил негромкий и приятный голос. – Это я понимаю, – и негр посмотрел на врача: – Маас Уильямс, я все равно ничего такого не допустил бы. Он считал это своим долгом. Но я бы ему не позволил.

– Ну-ну, – пробормотал врач, подумал и повторил: – Ну-ну, – и спросил: – Родственники есть?

– Я отвезу его в Отранто, – объяснил негр. – Сейчас оно принадлежит другому джентльмену, но Маас Джон имеет право лежать в этой земле. Он говорил, таков закон Вирджинни.

– Так и есть, – подтвердил врач. – А я и забыл.

– Родственников он не хочет, – продолжал негр. – У него и племянники есть, и племянницы, и всякая родня. Но все они пошли против него, и он вычеркнул их из памяти. Родственников он не хочет. – Сэм помолчал. – Он вычеркнул из памяти все, кроме прежних времен. Так он начал делать сразу после войны. Потому мы и приехали сюда. С нынешними временами он не хотел иметь ничего общего. Ему присылали деньги из Вирджинни, но он тратил их лишь на одно – с тех пор как мы купили этот дом, – и он улыбнулся, будто поделился секретом.

– Но как?.. – Доктор пригляделся к мебели и картинам.

– Всего один груженый мул из Отранто, – мягко объяснил негр. – Хотел бы я увидеть, как кто-нибудь попытался в прежние времена встать на пути Мааса Джона. – Он кашлянул. – Еще одно, Маас Уильямс, – вкрадчивым голосом продолжал он. – Мне вовсе не боязно побыть с Маасом Джоном. Я же всегда был с ним. Но дело в деньгах.

– В каких деньгах? – спросил доктор Уильямс. – Ну, это дело будет передано в суд, и…