Дьявол и Дэниэл Уэбстер

Они направятся в Шейди, первой захватят почту, затем железнодорожную станцию, а потом взорвут железнодорожный мост, чтобы остановить поезда, и полковник Каппалоу прочтет воззвание на крыльце здания суда. Единственное, что не понравилось Джимми Уильямсу, – что в случае сопротивления почтмейстера и начальника станции придется убить. Он почти не сомневался, что сопротивляться они будут, особенно начальник станции, известный своей зловредностью в качестве клиента. И оказалось, что почему-то убивать знакомых людей не то же самое, что убивать янки и республиканцев. Эти мысли что-то пошатнули внутри у Джимми и вызвали в нем колебания. Зато потом они пойдут маршем на Вашингтон, и все будет в порядке.

Но все равно он принял присягу и был произведен в офицеры армии Новых Конфедеративных Штатов. Так что когда полковник Каппалоу тем утром дал ему пистолет с пулями и порохом и объяснил, как он должен стоять на страже у дверей почты и стрелять на поражение, если понадобится, Джимми ответил: «Будет исполнено, сэр», как его учили. А потом они отправятся к начальнику станции, и там им снова представится случай хорошенько пострелять. И все это случится уже следующим днем.

Почему-то Джимми Уильямсу не верилось, что это будет завтра днем, даже когда он заряжал пистолет в дровяном сарае у дома Уильямсов ближе к вечеру. Однако он с ужасающей отчетливостью увидел, как все произойдет. Кому-то это могло показаться безумием, но не ему: полковник Каппалоу стрелял метко, Джимми сам видел, как он палил по мишени. Джимми и теперь представил, как он стреляет, и задумался, звякнет ли пуля, попав в человека. И как раз пока он возился с пулями, дверь сарая вдруг открылась и вошел его отец.

Ну, само собой, Джимми вздрогнул и выронил пистолет. Тот не выстрелил, потому что Джимми забыл про капсюль. Но в этот момент в Джимми Уильямсе будто что-то сломалось. Впервые за все время ему стало по-настоящему страшно и стыдно перед отцом, и теперь он сгорал от страха и стыда. А дальше он словно пришел в себя после болезни, потому что отец заметил, как он побледнел, спросил: «Что случилось, сынок?», и слова полились у Джимми потоком.

– Успокойся, сынок, – уговаривал отец, но Джимми никак не мог успокоиться. Он все рассказал – и про Отранто, и про Старика Каппалоу, и про ненависть к янки и убийство почтмейстера, все вперемешку и безо всякого порядка. Но доктор Уильямс уловил суть. Поначалу он слушал и слегка улыбался, немного погодя улыбаться перестал, и на его лице отразился гнев. И когда Джимми выговорился, его отец произнес:

– Знаешь, сынок, по-моему, ты у нас остался без надзора. Но мне бы и в голову не пришло…

И он задал Джимми несколько быстрых вопросов, в основном про динамит, и заметно успокоился, когда Джимми объяснил, что они собирались достать его у людей, которые проводят взрывные работы, прокладывая новую железнодорожную ветку.

– Итак, сынок, – продолжал отец, – когда вы замышляли начать эту резню?

– В двенадцать на почте, – ответил Джимми. – Но никакой резни мы не замышляли. Только в случае сопротивления…

Доктор Уильямс издал такой звук, будто поперхнулся.

– Что ж, придется нам с тобой прокатиться за город, Джимми. Нет, пожалуй, твоей матери мы об этом не скажем.

Тот визит к Старику Каппалоу стал для Джимми Уильямса последним и хорошо запомнился ему. За всю дорогу его отец не сказал ни слова, только однажды ощупал в заднем кармане какой-то предмет, который перед отъездом достал из ящика своего письменного стола, и Джимми это тоже запомнил.

Когда они подкатили к дому, отец отдал Джимми поводья.

– Останься в двуколке, Джимми, – велел он. – Я все улажу.

И он выбрался из двуколки – немного неуклюже, так как был довольно грузным, и Джимми услышал, как под его ногами захрустел гравий. Глядя, как отец поднимается на крыльцо, Джимми вновь понял, что он был бы не к месту в Отранто, и почему-то порадовался.

Дверь открыл негр Сэм.

– Доложите полковнику Каппалоу, что с ним хочет поговорить доктор Уильямс, – сказал отец Джимми, и мальчик увидел, как побагровела отцовская шея.

– Полковник Каппалоу не принимает, – ответил Сэм легким и приятным тоном, но отец Джимми не отступил.

– Доложите полковнику Каппалоу, – повторил он. Голос он не повышал, но в нем прозвучало что-то такое, чего Джимми никогда прежде не слышал. Сэм помедлил немного и ушел в дом.

А потом в дверях показался сам полковник Каппалоу. На его белый костюм и белые волосы упал алый отблеск вечернего солнца, он выглядел рослым и надменным. Сначала он посмотрел на отца Джимми, потом на самого Джимми. И произнес довольно холодно, внятно и отчетливо:

– Предатель! Все предатели!

– Вы меня обяжете, оставив мальчика в покое, – веско произнес отец Джимми. – Сейчас тысяча восемьсот девяносто седьмой год, сэр, а не тысяча восемьсот шестидесятый, – и на миг в воздухе между ними мелькнуло что-то светлое, будоражащее и опасное.

Тогда-то Джимми и понял, что у отца в кармане, и замер в двуколке, молясь, чтобы время переменилось и все осталось позади. Полковник Каппалоу поднес ладонь ко лбу.