Дьявол и Дэниэл Уэбстер

Миссис Томми – в девичестве Гретхен Текстиль из Чикаго – разделяет взгляд своего мужа на кошек, потому что Томми ей все открыл, и хотя она, конечно, не всему поверила, но у нее нет сомнений, что одна персона в этой истории – просто вредная кошка, и все. Разумеется, гораздо романтичнее получилось бы, если бы рассказать, как Томми проявил отвагу и завоевал свою принцессу, – но, увы, это было бы неправдой. Дело в том, что принцессы Вивраканарды тоже больше нет среди нас. После того как столь драматически завершился обед у миссис Лепет, принцессины нервы совершенно расстроились, и она вынуждена была отправиться в морское путешествие, из которого так никогда и не вернулась обратно в Америку.

Ну и, понятно, пошли, как обычно, всякие разговоры. Чего только не услышишь: и что она-де теперь монахиня в Сиаме, и нагая танцовщица под маской из «Вертограда моей сестры», и что она убита в Патагонии, и живет замужем в Трапезунде. Но насколько удается проверить, ни в одной из этих версий нет ни крупицы правды. А Томми, я знаю, в глубине души твердо верит, что морское путешествие – это только так, для отвода глаз, на самом же деле она каким-то неведомым образом умудрилась последовать за своим ужасным мосье Тибо, куда бы он там ни скрылся в этом или ином мире, и что где-то на развалинах бывшего города или в подземном дворце они и сегодня правят бок о бок, король и королева всего загадочного кошачьего народа. Но разве это может быть?

Док Меллхорн и жемчужные врата[29]

Док Меллхорн никак не ожидал, что после смерти ему придется снова куда-то направляться. Поэтому, обнаружив, что вновь находится в дороге, он удивился. Но, наверное, надо бы сначала рассказать кое-что о доке Меллхорне. Наш город он покинул в возрасте за семьдесят; когда же он только приехал, был так же молод, как Бейтс, или Филсингер, или любой из юнцов в больнице. Вот только на момент его прибытия никакой больницы еще не было. Он явился с недавно отпущенной бородкой, новехоньким саквояжем и уймой новомодных идей насчет медицины, которым мы почти не уделяли внимания. А ушел он сорок с лишним лет спустя с превосходными показателями по здоровью жителей округа, среди которых немало живых насчитывалось лишь потому, что он оказался рядом. Да, сельский врач. И никто, насколько мне известно, никогда не называл его «человеком в белом» или «рукой смерти», правда, однажды ему хотели дать почетный диплом колледжа Певокет. Но потом совет собрался снова и решил, что колледжу необходим новый спортивный зал, поэтому диплом вручили Дж. Прентиссу Пармали.

Говорят, Меллхорн был тощим юнцом, когда только появился в городе, – тощим юнцом с восточным акцентом, мечтавшим учиться в Вене. Но большинство из нас запомнило его коренастым и плотным, с белыми волосами и небольшой плешью, которая с наступлением жары наливалась ярким багрянцем. Он знал три-четыре карточных фокуса, которые мог показать пациенту, если им был ребенок, – всегда одни и те же, – и время от времени, если был в настроении, извлекал у пациента откуда-нибудь из затылка серебряные полдоллара. И успехом эти фокусы пользовались как у детей, которые хотели вырасти и строить ракеты, так и у детей, которые мечтали стать инженерами-железнодорожниками. Фокусы действовали всегда. Видимо, дело было не столько в фокусах, сколько в докторе Меллхорне.

Но если не считать умения показывать карточные фокусы, в нем, пожалуй, не было ничего необычного. Или, во всяком случае, он сам так считал. Просто он был хорошим врачом и знал нас вдоль и поперек. Я слышал, как его называли тупым и упрямым старым ослом, – это случилось во время скандала с водопроводом. А еще слышал, как плаксивая пожилая дама называла его святым. Однажды я сообщил ему об этом, он посмотрел на меня поверх очков и сказал: «Ну ослов я всегда уважал. Соображения у них раз в десять больше, чем у… лошади». И вынул у меня из уха серебряные полдоллара. Ну и как бы вы описали такого человека? Это ни к чему, просто вызовите его к больному в три часа ночи. И когда он пришлет счет, вам покажется, что сумма в нем лишь слегка великовата.

И все равно, когда дошло до похорон, нашлись люди, проделавшие путь в сто пятьдесят миль, чтобы попасть на них. Мейсоны прибыли из самого Блафф-Сити, поляки – из-за железной дороги, с венком величиной с дом, и в городе можно было увидеть машины, какие там раньше не появлялись. Но для самого дока Меллхорна странности начались уже после похорон.

Последнее, что он помнил, – как лежал в постели и в целом чувствовал себя совсем больным, но радовался отдыху. А теперь он вдруг опять вел свой «форд-Т» по длинной прямой дороге среди прерий с подернутыми дымкой пологими холмами, и эта дорога, казалось, вела из ниоткуда в никуда.