Дьявол и паж

— Дорогая моя, за этим вам следовало обратиться к Энтони Меривалю. Я, конечно, признаю, что Джастин прекрасный фехтовальщик, но Энтони однажды чуть не одолел его.

— Ага! Я так и знала, что здесь кроется какая-то тайна! Скажите, Монсеньор заигрывал с леди Дженнифер?

— Да он удрал с ней прямо на глазах у бедняги Энтони!

— Vraiment?[48] Думаю, ей это не понравилось.

— Конечно, нет. А какой бы женщине понравилось?

— Ну, я бы не возражала, — безмятежно обронила Леони. — Но леди Мериваль — это совсем другое дело! Она тогда уже была замужем?

— Ни черта подобного! Джастин, как правило, не связывается с замужними дамочками. Он сам хотел на ней жениться.

— Жениться? Из этого ничего не вышло бы, — Леони осуждающе покачала головой. — Она бы его утомила. Значит, милорд Мериваль пришел Дженнифер на помощь?

— Да, и попытался вызвать Джастина на дуэль à outrance[49]. Их растащил Эдди Марлинг. Но разругались они вдрызг! И до сих пор не разговаривают. Чертовски неудобно, если учесть, что Мериваля мы знаем с детского возраста. Да и Марлинг не слишком жалует Джастина.

— О! — презрительно протянула Леони. — Мистер Марлинг очень добрый человек, но не слишком умный.

— Да уж, только глупец мог жениться на нашей Фанни.

— Странная у вас семья. Каждый терпеть не может всех остальных. Впрочем, нет, леди Фанни иногда любит Монсеньора!

— Всему виной наша покойная матушка. Она славилась своей вспыльчивостью. Да и старикан герцог тоже не принадлежал к лику святых! Не удивительно, что мы то и дело рычим друг на друга, как собаки.

Молодые люди подошли к конюшне, где Руперт оставил свою лошадь. Его светлость побеседовал с конюхом, а затем принялся осматривать лошадей. Когда Леони и Руперт вернулись домой, им казалось, что они знают друг друга тысячу лет. Его светлости настолько понравилась воспитанница брата, что он решил задержаться в Меривале. Доселе Руперту не доводилось встречать девушку, которая вела бы себя с непринужденностью мальчишки и при этом, судя по всему, не ждала, что он кинется увиваться за нею. Месяц назад Руперт целую неделю посвятил ухаживаниям за Джулией Фолкнер, но подобные развлечения ему обычно быстро надоедали; после недели бестолковой суеты он принял твердое решение избегать женского общества. Но дружеское расположение Леони и ее необычные манеры никак не вписывались в представления о том, какой должна быть истинная дама, а потому Руперт счел, что новая приятельница внесет в его унылую жизнь приятное разнообразие. К тому же Леони была слишком юна, а Руперт в качестве возлюбленных предпочитал зрелых дам. Он рассчитывал на несколько недель веселого времяпрепровождения, не замутненного мыслями о женитьбе и прочей несусветной ерундой.

На следующий день он явился вновь. Открывший дверь лакей сообщил, что Леони ожидает в картинной галерее. Руперт галопом поднялся наверх и обнаружил, что Леони нетерпеливо расхаживает в камзоле и панталонах, разглядывая портреты его предков.

— Вот это да! — его светлость восхищенно присвистнул. — Здорово!

Леони быстро обернулась и приложила палец к губам.

— Где мадам?

— Кузина Генриетта? Я ее не видел. Леони, тебе следует всегда ходить в панталонах. Клянусь честью, они тебе дьявольски идут!

— Я тоже так считаю. — Леони горько вздохнула. — Но если ты скажешь об этом мадам Филд, она страшно разволнуется и непременно упадет в обморок. Я принесла рапиры.

— Так мы все-таки будем фехтовать, моя дорогая амазонка?

— Ты же сказал, что согласен!

— Ну, как пожелаешь! Черт, хотел бы я сейчас видеть лицо несравненной Джулии! — Руперт хихикнул.

Леони прыснула. Его светлость уже успел поведать ей о Джулии Фолкнер. Из рассказа Руперта Леони заключила, что большей курицы свет не видывал.

— Вряд ли я бы ей понравилась, — выговорила она сквозь смех и ткнула пальцем в сторону портретов. — Вот этот господин довольно симпатичный. Немного похож на Монсеньора.

— Боже, дитя мое, это же Хьюго Аластер! Чертовски распутный тип! Вообще, наши предки — на редкость мрачное сборище; заметь, у каждого на лице имеется презрительная усмешка, ну точь-в-точь как у Джастина. Ты только взгляни сюда, это мой достопочтенный родитель.

Леони посмотрела на лицо Рудольфа Аластера, искаженное гнусной ухмылкой, и нахмурилась.

— Он мне не нравится.

— А он никому никогда и не нравился, дорогая. А вот ее милость. Наша матушка, как и ты, была француженкой. Боже, видела ли ты когда-нибудь такую линию рта? Восхитительная, но при этом выдает дьявольский темперамент.

Леони перешла к последнему портрету. Глаза ее наполнились благоговейным ужасом.

— Это Монсеньор?

— Написано год назад. Неплохо, правда?

Из-под полуопущенных век на них смотрели проницательные темные глаза.

— Да, неплохо, — прошептала Леони. — Наверное, Монсеньор был не в самом лучшем настроении, когда писался этот портрет.

— Ну и взгляд, не правда ли?! Впечатляет, но, бог ты мой, не лицо, а маска! Никогда не доверяй Джастину, дитя мое, он самый настоящий дьявол.

Щеки Леони мгновенно стали пунцовыми.

— Ничего подобного! А ты, Руперт, совершеннейший глупец!