Дьявол по соседству

Возможно, мертвая безграничность происходящего с миром только сейчас поразила его. Он услышал, как Мейси застонала рядом с ним, но она, будто, находилась за много световых лет от него. Осознание всего этого было подобно песчаной буре, бушующей у него в голове. На лице выступил пот, который был не холодным и не горячим, зубы были стиснуты до боли. Мир вокруг зашатался, и Луис понял, что вот-вот потеряет сознание. Колючий жар поднялся от живота к груди.

 Тот мальчишка, те копы, тот почтальон, мать Мейси, висящая в подвале и Дик Старлинг были лишь "цветочками". Лишь началом.

Луис был на грани обморока. Боже помоги ему, но он был на грани обморока. Он крутанул руль и ударил по тормозам, перескочив через бордюр. Затем мир постепенно перестал вращаться. Луис неподвижно сидел за рулем, а Мейси рядом с ним.

Она смотрела на него полными слез глазами.

- Я в порядке, - сказал он. - Я в порядке.

Но это было не так. Человек с опухолью, проевшей дыру у него в животе, тоже может сказать, что он в порядке, но это будет неправда. Что-то поселилось в этом мире, и не нужно иметь глаза, чтобы видеть это, можно просто почувствовать. Оно поселилось в каждой палке, в каждом кирпиче, в каждом куске черепицы, в каждом листочке дерева. Поглотило и загрязнило. И то, что оно сделало с жителями этого города, было невообразимо чудовищно.

Луис сидел, снова и снова слыша голос ведущего: И, действительно, завтрашнего дня уже не будет, не так ли? Только тьма. Костры и каменные ножи. А на следующей неделе на улицах будут охотиться звери... причем, большинство из них - двуногие. Наступает время возвращения в первобытное состояние... Ибо вот, тьма покроет землю... и мрак - народы...

О, Бог наш всевышний, что же происходило здесь, и что произойдет сегодня ночью, кода тени станут густыми, как грех в голове у злодея, а луна поднимется высоко над крышами домов?

Когда он думал об этом, то видел перед собой Мишель.

Мишель с ее спадающими на плечи каштановыми волосами и большими, темными глазами, которые, будто, всегда смотрели не на него, а вглубь него. Он видел ее такой, какой встретил несколько лет назад, и от ее темной красоты у него подкашивались ноги, и замирало сердце. Он даже не знал, жива ли она сейчас, или рыщет по улицам, словно какой-то безумный кровожадный зверь. Он нуждался в ней, нуждался, как никогда, потому что прекрасно знал, что она - его опора. Звучит глупо и шаблонно, но так оно и есть. Без нее он не сдюжит. Он питался ее силой, уверенностью и хладнокровием, чтобы всегда поступать правильно и практично. Он нуждался в ее поддержке, ее совете, и не только потому, что любил ее, но и потому что был почти уверен в неправильности того, что он сделал, и что делает сейчас.

Мейси вытерла глаза.

- Ты слышал, что он сказал. Ты слышал, что он сказал, Луис. Оно повсюду. Некуда бежать.

- Да, я слышал это. Хорошо слышал.

- Мне страшно, - призналась она. - Очень страшно.

- Мне тоже...

38

В доме Шоров на Тесслер-авеню тетушка Юна пробудилась от дремы. Сокрушающее чувство одиночества, которое она испытывала восемьдесят с лишним лет, внезапно навалилось на нее всей своей тяжестью. Оно давило на нее, словно могильная плита, заставляя ощущать, как возраст съедает ее, обращает в прах.

 О, боже, о, боже...

Она открыла глаза и осознала, что да, она одна и была одинока уже многие, многие годы. Конечно же, в доме с ней жили племянница Филлис, ее муж Бенни, и дети... но в этом было мало утешительного. Потому что ее жизнь, ее собственная жизнь была пустой и неполноценной. И только сейчас, в этот короткий, туманный миг пробуждения, она осознала правду своей пустой, одинокой жизни. Словно на автомате, она примерила улыбку и выдавила смешок, которым был натянутым.

 Искусственным.

Она чувствовала себя пожелтевшей фотографией в памятном альбоме, завернутом в грязный шелк. Ее жизнь была такой же пустой, как лежащий на тротуаре панцирь какого-нибудь насекомого, высохший и хрупкий, ожидающий, когда его раздавит чей-то ботинок, или унесет в сточную канаву ветер.

Реальность ушла от нее, причем довольно давно.

Чарльз умер шестнадцать лет назад, а ее дети, Барбара и Люси жили далеко и редко звонили ей. Юна не винила их за это. Зачем звонить музейной мумии? Зачем напоминать ей о ее медленном распаде в стеклянном ящике, покрытом жирными отпечатками пальцев живых существ, наблюдающих за ее разложением?

Нет, все позади, и она притворялась слишком долго.