Дьявольская секта

Я не знаю, о чем он подумал в то мгновение, так как в следующее, в адском грохоте, нас, сцепленных в объятии, отбросило метров на десять от кювета. Наполовину оглохшая, ослепшая, я высвободилась из объятий Пола, чтобы взглянуть на «ягуар», горевший, как свечка, к счастью, хорошо застрахованная. Пол тоже сел.

– Мой Бог, – простонал он, – бензин…

– Там осталось еще что-нибудь взрывающееся? – спросила я с оттенком черного, юмора. И внезапно вспомнила о существовании дикаря. Быть может, он горел в тот самый момент. Я вскочила, заметив, что на обоих чулках спустились петли, и побежала к дороге. Пол последовал за мной. Темная фигура, недоступная огню, но неподвижная, распростерлась на щебенке. Сначала я видела только гриву каштановых волос, которым огонь придавал красноватый оттенок, а затем, без усилия перевернув его, я увидела лицо человека, скорее, лицо ребенка.

Поймите меня правильно. Я не любила, не люблю и не буду любить совсем молоденьких парней, тех, кого называют в Европе minets. Их растущая популярность, и среди моих приятельниц тоже, кажется мне удивительной. Прямо-таки последователи Фрейда. Юнцам, от которых еще пахнет молоком, не следует вить гнездышко на груди у женщин, от которых пахнет шотландским виски. И все же это лицо на дороге, повернутое ко мне в свете языков пламени, такое юное, но. уже такое суровое, его совершенство наполнили меня странным чувством. Мне хотелось и бежать от него, и баюкать, нежно обняв. А ведь я не страдаю материнским комплексом. Моя дочь, которую я обожаю, живет в Париже, счастлива замужем и окружена стайкой маленьких чертенят, которых она постоянно мечтает спихнуть мне летом, когда у меня появляется счастливая мысль провести месяц на Ривьере. Слава Богу, я редко путешествую одна, поэтому ее мечты еще ни разу не материализовались.

Но вернемся к той ночи и к Льюису – этого безумца, это чучело, этого лежащего без сознания человека, этого красавца звали Льюис, – на мгновение я застыла над ним, не двигаясь, даже не положив ему руку на сердце, чтобы удостовериться, бьется ли оно. Я смотрела на него, не видя особой разницы, жив он или умер. Несомненно, недопустимая сентиментальность, в которой потом мне пришлось горько раскаяться, не в том смысле, как кто-то, возможно, подумал. «Кто это?» – сурово спросил Пол (если и есть что-то восхитительное в обитателях Голливуда, так это их мания знать и узнавать всех). Пола нервировало, что он не может назвать по имени человека, которого едва не переехал среди ночи. Я начала закипать.

– Мы же не на вечеринке, Пол. Как ты думаешь, он ранен?.. О!..

Что-то коричневое, бегущее из-под головы незнакомца на мои руки… Кровь! Я узнала се тепло, липкость, густоту, Пол увидел кровь в тот же момент.

– Я не тронул его, я в этом уверен. Его, должно быть, стукнуло обломком машины при взрыве. – Он встал, его голос был спокоен и тверд. Я начала понимать слезы Лолы Греветт. – Не двигайся, Дороти, я пойду позвоню, – большими шагами он направился к темным силуэтам домов, видневшихся вдали. Я осталась одна на дороге, рядом с человеком, который, быть может, умирал. Вдруг он открыл глаза, взглянул на меня и улыбнулся.

II

– Дороти, ты совсем свихнулась?

На такой вопрос мне труднее всего ответить, особенно если его задает Пол, который в элегантном темно-голубом блейзере смотрит на меня с издевкой. Мы на террасе моего дома, и я одета для работы в саду: старые брезентовые слаксы, цветастая блуза и косынка на голове. Не то чтобы я когда-либо работала в саду: вид садовых ножниц пугает меня, но я люблю менять внешность. Поэтому каждый субботний вечер я одеваюсь для работы в саду, как и мои соседи, но вместо того, чтобы носиться за взбесившейся газонокосилкой или полоть буйно заросшую цветочную клумбу, я устраиваюсь на террасе с двойным виски в одной руке и книгой в другой. За этим занятием и застал меня Пол.Я чувствовала себя виноватой и неряшливой – два почти одинаково неприятных ощущения.

– Ты знаешь, что все в городе только и говорят, что о твоем последнем сумасбродстве?

– Все-все? – повторила я недоверчиво и скромно.

– Что, во имя Бога, этот парень здесь делает?

– Но он выздоравливает, Пол, он поправляется. В конце концов, ему сильно повредило йогу. И ты же знаешь, что у него нет ни доллара, ни семьи, ничего.

Пол глубоко вздохнул.

– Именно это и беспокоит меня, дорогая. Включая и то, что твой молодой битник налакался ЛСД перед тем, как броситься под колеса.

– Но, Пол, он же сам тебе все объяснил. Под действием наркотиков он не только не узнал, но и представить себе не мог, что это автомобиль. Огни фар он принял…

Неожиданно Пол покраснел.

– Мне все равно, что он там себе представлял. Этот придурок, этот хулиган чуть не убил нас, а через два дня после этого ты привозишь его к себе, устраиваешь в гостиной и носишь ему завтраки в постель. Что если он однажды придушит тебя, приняв за цыпленка или Бог знает еще за кого? А если он убежит с твоими драгоценностями?

Тут я нанесла ответный удар.