Диета для камикадзе

– Вика, а вы имеете какое-то отношение к аварии?

– Я? Нет! Хотя… Вашего друга сбил наш сотрудник. Естественно, нечаянно. Очень раскаивается и хочет искупить свою вину. Вот только…

– Вот только Аркашка не хочет прощать? – догадался Владимир Алексеевич. – Упертый баран. А что, парень хороший?

– Хороший. Добрый, веселый… сирота. У него самого родители в автомобильной аварии погибли. Так что, заступиться за него некому. К чему ему судимость? Тем более что обошлось ведь все, – сказала я, надеясь, что это действительно так. Не мог же человек, одной ногой стоящий в могиле, так орать на меня? – Нет, вы не сомневайтесь, он и лечение готов оплатить.

– Ну надо же, – покачал головой Владимир Алексеевич. – Сирота? Родители в аварии погибли. Что ж он так невнимательно за рулем ездит?

– Да он сам не понял, как все произошло. В машине был один. По телефону не болтал. Может, Аркадий Петрович сам зазевался? Разнервничался из-за потопа, потом с вами поссорился – в общем, из колеи выбился, задумался и не заметил, как на проезжей части дороги оказался.

– Возможно. В последнее время он вообще какой-то рассеянный ходил. Часто мне проигрывал и совсем не расстраивался по этому поводу, тогда как в санатории он показал себя крайне азартным игроком. Чемпион – одним словом. Так злился, когда мне удавалось у него выиграть. Кстати! Теперь я понял, что было не так. Взгляд! Взгляд отстраненный. Как будто с тобой разговаривает, в глаза смотрит, а сам наблюдает, что вокруг творится.

– Это как?

– Когда боковое зрение преобладает над основным. Неприятное ощущение, я вам скажу. Я даже спросил, не нарочно ли он мне проигрывает? Он только рассмеялся в ответ. Сказал, что это я стал лучше играть. Все нормально. Более чем! Расслабься! Вот вам и все нормально! Только не я расслабился, а он! А я ведь чувствовал, уже тогда чувствовал, что с ним что-то не так. Я даже не раз ловил себя на мысли, что он меня… – Владимир Алексеевич замолчал, подыскивая нужное слово.

– Что вас?

– Не знаю, правильное ли сравнение. Использует, что ли.

– Как же он мог вас использовать? – удивилась я.

– Не знаю, – пожал плечами Владимир Алексеевич и грустно улыбнулся: – Брать с меня нечего. Связей, блата тоже нет. В прошлом я школьный учитель. Что с меня можно взять? Да и не просил у меня Аркадий ничего. Но ощущение было, что он не совсем со мной искренний. Каждый учитель немножко психолог. В свое время мне не надо было даже спрашивать, учил ученик или нет. Одного взгляда было достаточно, чтобы это понять. Аркадий, конечно, не мальчишка, свои проблемы скрывать научился, но что-то камнем у него на душе лежало – факт.

– Может, наберетесь смелости и спросите? – предложила я.

– Да ну, – отмахнулся он. – Зачем? Захотел бы – сам рассказал. А в больницу я к нему схожу. Сегодня, наверное, уже поздно, а завтра обязательно схожу, – пообещал он.

– Да-да, только должна вас предупредить. Он может вам не обрадоваться. Болезнь еще больше испортила его характер.

– Еще бы! Когда все болит, свет не мил.

Сонечка, заскучав, затеребила деда за рукав.

– Деда, есть хочу! – заскулила она. – Может, пойдем? А то Мурзик всю мою кашу съест.

– Деточка, ты проголодалась? – обрадовался дед. – Идем-идем. Простите, Вика, но сами видите… Голод не тетка.

– Мне тоже пора, – кивнула я. – Я вам позвоню, можно?

– Позвоните мне завтра, ближе к одиннадцати. Я с утра Сонечку в садик отведу, а потом к Аркадию поеду.

Я прибежала домой одновременно с Никитой. Вернее, когда я только поднималась по лестнице на наш этаж, он уже стоял под дверью и трезвонил в дверь, пребывая в полной уверенности, что дома его ждет не только жена, но и вкусный сытный ужин. А ужина как раз и не было. Всю дорогу я корила себя, что не запаслась провизией, хотя бы в форме китайских пельменей, которые у нас в «Трех самураях» лепят со всевозможными начинками: и со свининой, и с грибами, и с овощами в разных сочетаниях.

«Что стоило положить в морозилку десятка два пельменей на всякий случай?» – вздохнула я и виновато посмотрела на мужа.

– Никита, а ужина еще нет. Потерпишь? Мне надо совсем немного времени.

Я намеривалась предложить ему омлет или спагетти с сыром, но он меня опередил:

– Не напрягайся, – улыбнулся Никита, дыхнув на меня винным ароматом. – Я поужинал.

– Вот как?! – неожиданно обиделась я и гневно посмотрела на супруга.

«Я переживаю, что он голодный. Упрекаю себя в нерадивости, в том, что должным образом не ухаживаю за ним, а он в это время ужинает неизвестно с кем, еще и пьяным приходит».

Никита далеко не был пьян, но в эту минуту его отказ от еды в моем сознании расценивался не иначе как измена. Я отодвинула плечом ошарашенного моей реакцией мужа, открыла ключом дверь и вошла в квартиру, демонстративно не зовя за собой.

Никита тихо протиснулся в прихожую. Я сбросила туфли и прошлепала к дивану.

– Вика, можешь объяснить, что случилось? – спросил он, не понимая, что со мной происходит.