Диетлэнд

Актриса Марло Баханан, а следовательно, и ее героиня Элли были знамениты своими волосами боттичеллиевской Венеры – длинными, густыми, золотисто-медовыми локонами. Было завораживающе наблюдать за ней каждую неделю: как золотые пряди ниспадали на плечи и спину, как они развевались на ветру, как раскачивались из стороны в сторону, словно юбка танцовщицы хула, когда Марло шагала по улице. Марло появилась в серии рекламных роликов для шампуня, в которых изображала принцессу Рапунцель. Она также снялась для обложки журнала Vanity Fair, на которой предстала почти обнаженной – все ее прелести закрывали длинные золотые пряди. Волосы были ее визитной карточкой. До «Элли» она выступала моделью для молодежных журналов – снималась для Daisy Chain и «Севентин».

Несколько лет я с удовольствием смотрела «Элли», но когда сериал закрыли, я стала увлекаться другими вещами и больше не вспоминала о Марло, пока Верена не упомянула о ней. Честно, я не могла припомнить, чтобы видела Марло по телевизору после закрытия «Элли». Казалось, она просто исчезла с экранов.

В ночь перед тем, как я должна была встретиться с Марло, я лежала на кровати будто парализованная, с тошнотой в горле и покалыванием по всему телу, спасибо уменьшенной до микроскопических размеров дозе Y. Я нашла в интернете несколько серий «Элли»; я лежала, стараясь то ли уснуть, то ли, наоборот, не засыпать, серии воспроизводились фоном, и в полудреме слушала задорный голосок Элли Уотерс – одно из немногих счастливых воспоминаний о жизни на Харперлейн.

В Café Rose тем утром я прибыла раньше Марло. Перед тем, как я вышла из дома, мне позвонила Верена и попросила привезти с собой одно из платьев Алисии. Я выбрала белое поплиновое платье с фиолетовой отделкой; аккуратно сложенное, оно покоилось в сумке у меня под ногами. В голове играла музыкальная тема из ситкома про Элли Уотерс; я словно видела, как юная Марло в своем дождевике несется под ливнем по улочкам Бродвея, но локоны ее остаются сухими и безукоризненно уложенными.

Я, конечно, ожидала, что «в жизни» Марло будет выглядеть по-другому, и не только потому, что прошло уже много лет. Знаменитости всегда выглядели отлично от своих образов на экранах и обложках журналов, это я знала еще со времен работы в ресторане Делии, который стоял на окраине Западного Голливуда. Всякий раз, когда порог переступала популярная актриса, я чувствовала разочарование. Я ждала, что женщина будет излучать свет, как это бывало на экране, где каждое, даже самое незначительное движение – взмах ресниц, наклон головы – было преисполнено красоты и совершенства, как у птицы, расправляющей крылья. В жизни же знаменитости походили на призраков; их обычно такие заметные, ярко выраженные черты лица сглаживались, как будто их столько раз тиражировали и воспроизводили где ни попадя, что они тускнели, блекли.

С Марло все было совсем не так. Когда она пришла в кафе, выглядела не как поблекшая версия самой себя, но как совершенно другой человек. Я догадалась, что бывшие поклонники и не узнают актрису на улице. Она весила, должно быть, килограммов девяносто, может больше. Длинные локоны заменила короткая стрижка, волосы все еще были золотисто-медовые, но тут и там виднелись седые пряди. Непослушные прядки были закреплены крошечной красной заколкой. На Марло был свободный белый сарафан. Женщина была загорелой, на руках и ногах, несмотря на ее округлости, четко обрисовывались мускулы. В переноске на груди она несла ребенка, малыш высунул головку и, улыбаясь, оглядывался по сторонам. Вертящийся ребенок и торчащие из переноски голые ножки и ручки почему-то напомнили мне об осьминогах.

– Мне кажется, будто я давно тебя знаю! – воскликнула Марло, усаживаясь на стул напротив. Каким-то образом она сразу же узнала меня среди всех посетителей. – Я Марло, а это Текс.

Слегка ошарашенная, я выдавила из себя что-то вроде: «Добрдень».

Она сказала, что хотела встретиться подальше от «Дома Каллиопы», чтобы мы могли побыть наедине и поговорить. Пока она усаживалась, раскладывая вещи по пустым стульям, я внимательно вглядывалась в ее лицо в надежде отыскать хоть какие-то следы Элли, но не увидела ничего. Ее голос, однако, был прежним: звонким, как золотая монета, и одновременно сладким и тягучим, как мед, под стать волосам. Я была рада слышать, как она обращается ко мне не из телевизора, а наяву.

Я отошла к прилавку, чтобы взять для Марло кофе и заварной пончик – с непоседой-ребенком и кучей барахла на стульях ей самой сделать заказ было бы крайне неудобно. Я даже не представляла, что за преображение готовила для меня Марло. Может, это было «преображение наоборот», чтобы сделать меня еще уродливее, чем я есть. Думать об этом было неприятно и немного совестно, но красавица Элли исчезла, вместо нее здесь была полная тетенька с короткой стрижкой и ребенком.

Когда я вернулась к столику, Марло вытащила малыша из переноски и посадила к себе на колени. Пока она ела пончик, она то и дело поглядывала на широченное окно: