Взгляд Джоны падает на мою грудь, напоминая мне, что я в хлопчатобумажной майке без лифчика. И воздух трещит.
Я рефлекторно складываю руки на груди, даже когда по коже пробегает странная дрожь.
Взгляд Джоны устремляется вверх.
– Ему пришлось полететь в Анкоридж. Я думал, ты уже встала.
Я некоторое время изучаю эти ледниково-голубые радужки. Они выглядят как-то темнее. Теплее. Он… возбудился?
– Мы засиделись допоздна, чтобы посмотреть фильм, а потом я не смогла заснуть. Сколько сейчас времени?
– Семь. Одевайся. Сегодня ты летишь.
Это вытаскивает меня из тумана, в котором я заплутала.
– Я что?
– Сегодня ясный день, и Рен хочет, чтобы ты посмотрела на Аляску побольше. Ты уже три дня здесь. Пора тебе сесть в самолет.
– С тобой? – с сомнением спрашиваю я.
Он ухмыляется.
– Давай. Сможешь сделать несколько фотографий для сайта «Дикой Аляски». Ты ведь говорила, что хочешь, так?
При мысли о том, что я снова сяду в самолет с Джоной, в моем животе быстро нарастает тревога, словно кружащий голову ураган. Но вместе с этим возникает странное чувство волнения. Кроме того, я не хочу провести день, сидя без дела и ища способы убить время, пока отец не вернется домой.
– Отлично. Дай мне час.
Он разражается смехом.
– У тебя пять минут.
– Ага, конечно. Я не могу собраться за пять минут. Я – не ты.
Я получаю равнодушный взгляд в ответ.
– Ты на Аляске. Накинь что-нибудь, почисти зубы, и пойдем.
– Полчаса.
Если я пропущу душ и потороплюсь с макияжем, то могу уложиться.
– Пять минут.
– Двадцать, – торгуюсь я.
Его обычно ледяной взгляд скользит по моему рту, горлу, груди и дальше, прежде чем снова подняться и встретиться с моими глазами. Тишину заполняет тяжелое сглатывание Джоны.
– Тебе не нужно все это, чтобы хорошо выглядеть, Калла. Серьезно.
Мои слова остаются несказанными. Это был комплимент? От Джоны?
И почему этот пылкий взгляд, который я вижу, не вызывает у меня дискомфорта? Почему кажется, что он делает прямо противоположное, вызывая во мне легкое волнение? Я что?..
Нет, даже если верхняя половина лица этого парня привлекательна, а тело впечатляет, он не может меня заинтересовать. Я не могу забыть про волосы йети.
Но что-то в выражении глаз Джоны пробуждает мое любопытство.
– Пятнадцать минут, – говорю я, заставляя свой голос не дрожать.
– Если ты не выйдешь через пять, я войду сюда, перекину тебя через плечо и вынесу на улицу.
– Ты не станешь этого делать.
В ответ Джона одаривает меня лукавой улыбкой, от которой у меня в жилах закипает кровь.
– А ты проверь. И знай, мне будет все равно, если ты не оденешься.
Он нажимает на своих часах несколько кнопок.
– Ты только что запустил мне таймер?
– Пять минут. Я буду ждать в грузовике.
Я смотрю на его удаляющуюся спину.
– Тик-так!
– Засранец.
Я с остервенением хватаюсь за джинсы.
– Ты пытаешься попасть в каждую трещину на дороге? – огрызаюсь я, глядя на свое отражение в зеркале, пока пытаюсь нанести второй слой туши на ресницы.
– Вокруг тебя только заросли Аляски. Брось все это, – бормочет Джона, но слегка замедляет движение. Однако земля слишком неровная для того, чтобы рука была твердой.
Я отказываюсь от второго слоя, закрываю тушь и бросаю ее в сумочку.
– Почему все продолжают называть это «зарослями»? Там, откуда я родом, «заросли» означают густой лес. Здесь нет леса. Здесь почти нет деревьев. И кустарников. – Тихо добавляю: – Кроме того, что у тебя на лице.
– Не слишком ли мы отважны сегодня утром? – Джона звучит удивленно.
Я надеваю солнцезащитные очки, чтобы загородиться от слепящего солнца, – желанная перемена после мороси, но не тогда, когда оно светит прямо мне в глаза.
– Если тебе это не нравится, в следующий раз не вытаскивай меня из постели и не гони за дверь.
Я никогда не бываю в хорошем настроении, если приходится спешить по утрам.
– Я дал тебе дополнительные три минуты.
– Ты слишком добр. – Я тянусь к дорожной кружке с кофе, которую успела наполнить до того, как Джона ввалился на кухню, звеня будильником на своих часах. – Я не знаю, как тебе удается сдерживать всех женщин в округе от того, чтобы они не ломились в твою дверь.
Его мягкая усмешка посылает теплую дрожь по моему позвоночнику. Терпеть не могу, что его смех привлекателен.
– Рад видеть, что в тебе все-таки есть немного огня.
– Думаю, ты пробуждаешь во мне самое лучшее, – ворчу я. Обычно я не такая. Я как будто жажду драки.
Джона слишком резко сворачивает направо, и на мою белую хлопковую футболку разбрызгивается кофе.
– Проклятье!
Я оттираю его, но это бесполезно.
– Расслабься. Это всего лишь футболка.
– Она стоила мне сотню баксов.
– Ты заплатила сотню баксов за это? – Брови Джоны насуплены, пока он смотрит на меня с явным выражением «ты идиотка».
– Что? Она хорошо носится и все еще выглядит новой после пятидесяти стирок.
– За сто баксов я очень надеюсь, что она стирается сама.
– Ты хочешь сказать, что твоя высококачественная одежда из местного продуктового магазина не стирается? – Я бросаю испепеляющий взгляд на его рубашку, которая, несмотря на свою простоту, смотрится на нем хорошо.
Джона ухмыляется.
– Тебе нравится соевое молоко в последние два утра?