Дикая магия

— А я полагал, что Каландрилла защищает твоя магия, — резко проговорил керниец. — Ты же учил его заклятиям. Он сам сказал, что воспользовался ими сегодня, чтобы обезопасить себя.

— Истинно, — согласился Очен. — Но благодаря Фарну Рхыфамун становится сильнее с каждым днем, и его нападки на Каландрилла будут усиливаться. А если вы усомнитесь друг в друге, то только облегчите его задачу.

— Ты говоришь о доверии. Но доверие надо завоевать, — сказал Брахт. — Я так уверен, что втроем нам было бы легче.

— Может быть. Но теперь вас четверо, — заметил Очен. — Таков замысел.

Каландрилл вздохнул. Из-за упрямства Брахта, походившего на собаку, гоняющуюся за своим хвостом, спор этот казался бесконечным. Он посмотрел в жесткое лицо кернийца, затем на загадочное Катино, а затем перевел взгляд на Ценнайру.

Кандийка сидела молча с потупленным взором. Лицо ее пряталось за волосами цвета воронового крыла, плечи были опущены. Она покорно дожидалась любого решения своей судьбы, каким бы оно ни оказалось, словно отрешилась от надежды и отдала себя во власть рока. У нее был такой одинокий вид, что Каландрилла так и подмывало протянуть руку и коснуться ее, но в то же время он чувствовал отвращение.

«Так может продолжаться до самого Памур-тенга», — подумал Каландрилл, уже не слушая спор Брахта и Очена, перебрасывавшихся словами будто воланом. А то и дальше, если гиджана не убедит кернийца. А тем временем Рхыфамун будет рыскать по эфиру, выжидая момента для удара, набираясь сил рядом с Фарном и благодаря сомнениям, поселившимся среди путников. Каландрилл вспомнил, что произошло днем, и, хотя он и выстоял тогда, ему вовсе не хотелось оказаться вновь в таком же положении. Кто знает, как долго он сможет оказывать сопротивление, если недоверие среди них будет расти!

Очен утверждал, что Каландрилл обладает даром и может проникнуть глубоко в душу и распознать истину. И он вдруг решил испытать свою способность.

— Я хочу поговорить с Ценнайрой, — сказал он, вставая и маня ее за собой. — С глазу на глаз.

Ценнайра явно пришла в замешательство. Брахт нахмурился, Катя вопросительно подняла брови, а Очен одобрительно улыбнулся. Ценнайра встала, нервно приглаживая тунику. Каландрилл галантно взял ее под руку, и они отошли к деревьям.

На гиацинтовом в крапинку небе уже висела тонкая полоска месяца, ветер холодно шелестел в ветвях под аккомпанемент жалобного воя волков и глухого уханья филинов. Они прошли мимо костров, мимо коновязи, у которой стояли лошади, мимо часовых, выставленных Чазали. Каландрилл спиной чувствовал на себе взгляды, в которых были ожидание и сомнения. Держа Ценнайру под локоть, он уводил ее все дальше и дальше по дороге туда, где их никто не услышит.

Наконец Каландрилл отпустил ее руку и повернулся к ней лицом в нескольких шагах от дороги, где раскачивались высокие сосны, шелестя на ветру, словно сплетничая, вокруг небольшого пятна жесткой травы.

С мгновение он стоял молча, про себя произнося молитву Дере и прося у нее помощи. Потом сказал:

— Нам надо поговорить.

— О чем? — Ценнайра откинула с лица серебристые в звездном свете пряди волос, глядя на него блестящими глазами; голос ее звучал отрешенно.

Перебороть в себе желание заключить ее в объятия и забыть о том, кто сотворил ее и зачем, было для Каландрилла в одинаковой степени трудно. Рука его по привычке опустилась на эфес меча, но, заметив ее взгляд, он отвел руку и сунул большие пальцы под пояс.

— Брахт считает… — Каландрилл помолчал; в голове У него бушевала буря противоречивых мыслей. Он глубоко вздохнул и заговорил быстро-быстро, опасаясь, что язык откажет ему: — Брахт полагает, что то, что я чувствую… что любовь к тебе ослепила меня. А тебя считает предательницей.

Он заставил себя смотреть ей в глаза, когда она, печально улыбнувшись, произнесла:

— Он этого не скрывает.

— И все же Очен утверждает, что тебе отведена определенная роль в нашем путешествии. Я должен принять решение прежде, чем недоверие погубит нас.

Ценнайра кивнула и сказала:

— Но примет ли Брахт твое решение? Он не умеет прощать.

— Истинно. — Каландрилл коротко и невесело ухмыльнулся. — Это верно. И все же, если ты убедишь меня, я постараюсь повлиять на него.

— Как мне убедить тебя? — спросила Ценнайра, откидывая голову и вглядываясь в бархатистое небо. На мгновение она закрыла глаза, словно отдаваясь на милость победителю, но затем решительно открыла их и повернулась к Каландриллу. — Убедит ли тебя, если я скажу, что сделала выбор, когда увидела, как тебя уносят уваги? Что в тот момент я думала только о том, что ты можешь погибнуть, и мысль эта была мне невыносима? Ты сказал, ты любишь меня, и я заявляю тебе, Каландрилл ден Каринф, что я тоже люблю тебя. Нет, — она жестом попросила его помолчать, — не перебивай. У нас впервые появилась возможность поговорить с глазу на глаз, впервые никто нам не мешает. Я хочу, чтобы ты знал, кто я есть на самом деле, а потом суди меня.