Читаем Дикая тварь полностью

Дикая тварь

Мы на главной улице Форда, несколько часов спустя. С трассы мы свернули, не доехав до “Си-эф-эс Аутфиттерз энд Лодж”, где собираемся объявиться завтра, и взяли на один поворот раньше. Это – собственно Форд.

Собственно Форд выглядит так, будто в нем проводили рыночные испытания апокалипсиса. Жилые дома, здание Союза ветеранов, магазины, маленькие кирпичные постройки контор – все заколочено досками, развалилось или заросло бурьяном. Вокруг – ни одной живой души, только кучка упырей в бейсболках и куртках без рукавов. Завидев нас, они выбрасывают сигареты и разбредаются кто куда.

Я разделяю предрассудки большинства американских горожан об американских провинциалах[26], но жить в таком месте не пожелал бы никто. Мимо проезжает на велике парень лет двадцати – на первый взгляд настоящий спортсмен, но тут я вижу, что у заднего колеса болтается двухлитровая бутылка из-под “Пепси”, и понимаю: он взбалтывает мет.

– Ужас какой-то, – говорит Вайолет.

– Я думал, ты из Канзаса.

– Пошел ты! Я из Лоренса. Там вообще не так, как здесь.

– А я уж было зауважал тебя.

– Смирись. Но здесь тоже не должно быть такого. Боб Дилан из этих мест[27].

– И Мишель Бахман[28].

– Эти люди никак не связаны с Мишель Бахман. Ее избирательный округ далеко к югу отсюда.

Хотя бы магазин товаров первой необходимости с бензоколонкой открыт. Я узнал его – этот магазин был в “документальном фильме”, который прислали Милл-Оту. На окне красуется все тот же выгоревший рекламный плакат “Будвайзера” с лосем и несколькими перекрестьями прицелов. А в двух кварталах впереди виднеется придорожное кафе “У Дебби”, перед ним припаркована машина.

Я сворачиваю на эту улицу. Может, “У Дебби” тоже открыто.

* * *

Когда мы с Вайолет толкаем дверь с полуразбитым стеклом, залатанную фанерой, звенят колокольчики. В зале никого нет. Но лампы дневного света горят, а на окне табличка “ОТКРЫТО”.

– Есть кто живой? – кричит Вайолет.

Из кухни на другом конце зала выглядывает блондинка в белой футболке. Примерно сорок пять тяжелых лет.

– Чем я могу вам помочь?

– Эм… Вы подаете еду?

Женщина глядит на нас внимательно и достаточно долго, чтобы это показалось странным.

– Это же ресторан, солнышко, – наконец произносит она. – Садитесь, куда хотите. Я подойду через минутку. Меню на столике.

Мы с Вайолет садимся за столик посередине. В машине мы так долго сидели плечом к плечу, что теперь смотреть ей прямо в глаза очень непривычно.

– Чего? – спрашивает она. – У меня на лице что-то?

– Нет.

Но она все равно смотрится в зеркальце. Чтобы перестать на нее пялиться, я хватаюсь за меню. Оно липкое, будто обрызгано сиропом из пульверизатора.

Из кухни доносится грохот ударов чего-то металлического по чему-то другому, не металлическому. Потом женщина, возможно та же самая, кричит: “НАУЧИСЬ ПЕРЕВОРАЧИВАТЬ ГРЕБАНУЮ ТАБЛИЧКУ!”

– Думаешь, нам лучше уйти? – говорит Вайолет.

– Наверное, да. Хотя я бы подождал еще минутку.

– В смысле, это часть расследования? – У Вайолет такое взволнованное лицо, что хочется перегнуться через стол и поцеловать ее.

Дверь кухни распахивается и бьется о стену, кажется, куда сильнее, чем могло бы выдержать стекло окошка, – может быть, так и пострадала входная дверь, – и тетка шагает к нашему столику так, словно собралась нас прихлопнуть.

– Ну что, ребятки, определились?

– А вы точно открыты? – спрашивает Вайолет.

– Так написано на табличке.

– Да, но мы можем…

Тетка корчит отвратительную улыбку:

– Что будешь заказывать, золотце?

– Французский тост, пожалуйста, – отвечает Вайолет.

– Гамбургер и шоколадный молочный коктейль, – мой заказ.

– Мы не делаем молочных коктейлей, – говорит тетка.

– Тебе что, пять лет? – подкалывает меня Вайолет, а официантке говорит: – А пиво вы делаете?

– “Пабст” и “Микелоб лайт”. “Пабст” у нас мог закончиться.

– Тогда два “Микелоб лайт”.

– Вам бургер все равно подавать?

– Конечно, спасибо, – говорю я.

– Эй, а Дебби – это вы? – спрашивает Вайолет.

– И тут уж ничего не поделаешь.

По дороге на кухню тетка останавливается перед морозилкой у стены, достает целлофановую упаковку с полуфабрикатным французским тостом. Вайолет этого не видит.

Занятно. Мне приходилось бывать в таких недружелюбных забегаловках и прежде, но в основном в Бруклине, южнее 65-й улицы, или в Куинсе, восточнее бульвара Кросс-бей, и назначение их было отнюдь не в кулинарии[29]. Не факт, что мы оказались именно в таком месте – уверен, в мире полно закусочных, которым удалось добиться подобной задрипанности честным путем, – но здесь стремно.

– Зацени, – говорит Вайолет.

Я поворачиваю голову туда, куда она смотрит, и вижу табличку на стене:

ЖАЛУЙСЯ ДАЛЬШЕ

ЕСЛИ СВЕТ ПОГАСНЕТ, БУДУ ЦЕЛИТЬСЯ ПО ГОЛОСУ

– Да что же за это за херня здесь творится? – недоумевает Вайолет.