— Мы с Раевским выслеживали Скрипача. У них тогда в самом разгаре был конфликт с бандой Карло, доросший до открытых столкновений. После одного из таких случаев Скрипач был серьёзно ранен, и мы сели ему на хвост. Задача была проста: найти место, где он собирается схорониться на время лечения, и изучить его, — Филипп ненадолго умолк, делая вид, что вспоминает подробности. На самом деле в этом не было никакой нужды — он помнил всё так ясно, будто это произошло вчера.
— Машина, в которую он сел, довезла его до небольшой церквушки на окраине города. Древнее строение с потрескавшейся кладкой было окружено редкими, но толстыми деревьями, поэтому нам с Ярославом удалось подобраться достаточно близко и занять выгодную наблюдательную позицию. Мы увидели, как из автомобиля выбрался Скрипач: он шатался от потери крови и с трудом мог идти самостоятельно. Но тут из церкви вышел человек, который ему помог.
— Один человек? — впервые за время рассказа прервал его Глазунов.
— Да, — Филипп с трудом сглотнул комок вязкой слюны, — Он был один.
Убедившись, что больше уточнений от Миши не последует, Кратов продолжил:
— С помощью этого человека Скрипач добрался до дверей церкви и скрылся внутри строения. Перед нами стоял выбор: вызвать группу захвата и продолжить наблюдение, или зайти в здание и попробовать взять обоих преступников самостоятельно. Ярослав предложил напасть, — Фил вздохнул. Бывший напарник был мёртв, поэтому сейчас Кратов мог говорить всё, что угодно, — проверить его слова было невозможно. Но он не врал: Ярослав действительно сам предложил атаковать Скрипача, пока он слаб. Всего два человека из банды, один из которых с трудом мог передвигаться, вряд ли могли соперничать с двумя подготовленными элементалями из СЗГ. Так им, по крайней мере, казалось в тот момент.
— Я согласился. Мы ещё полчаса следили за зданием, но никто не входил и не выходил. Церковь казалась безжизненной. Тогда мы решили напасть. Дверь была не заперта, и мы вошли внутрь, тут же бросившись в разные стороны, чтобы нас сложнее было атаковать. Но никакого нападения не последовало.
Филипп опустил веки. Перед глазами вновь стала увиденная ими картина: окровавленный Скрипач, распростершийся на мозаичном полу полуразрушенной церкви; пожилой мужчина, стоящий рядом и что-то торопливо говорящий; и девочка, сосредоточенно водящая руками над телом израненного бандита.
Скорее всего, Ярослав не ошибся — если бы они с Филиппом сейчас напали, у них были все шансы на убийство Скрипача. Старик и ребёнок не производили впечатления тех, кто мог защититься. Но убедиться в этом не удалось.
Ярослав уверенной походкой направился вперёд, на ходу покрываясь толстым смоляным доспехом. Со стороны это выглядело так, словно он измазался в чём-то вроде мазута, однако внешняя безобидность была обманчива: Раевский умел швыряться сгустками смолы, липкими оковами связывая конечности жертвы, а при попадании в лицо легко закупоривал дыхательные пути. Если подумать, сил у Ярослава было достаточно, чтобы какое-то время наравне сражаться даже с полностью невредимым Скрипачом. Но никакие умения не спасут от удара в спину.
«Длань Йети». Так Филипп про себя называл этот удар. Было в этом что-то детское — придумывать названия собственным приёмам — но Кратов не смог удержаться. В конце концов, это была, пожалуй, сильнейшая атака в его арсенале.
Правая рука покрылась толстым слоем острых, как маленькие отрезные диски, снежинок, которые постоянно пребывали в движении, превращая кисть Филиппа в замороженное подобие бензопилы. Возможно, именно поэтому доспех из смолы не смог спасти Ярослава.
Рука Филиппа пробила его грудь насквозь, прорвавшись сквозь защиту из стихии, а затем — пробив кожу и рёбра. Раевский с недоверием уставился на торчащую из грудной клетки конечность, сверкающую снегом из-под кровавых пятен. А потом ноги перестали слушаться Ярослава, и он упал на мозаичные плиты пола.
Филипп освободил руку. Сильные элементали не умирают сразу — энергия стихии старается поддерживать в них жизнь как можно дольше. Так и происходило: Ярослав уже практически не дышал, но в дыре, что появилась там, где прежде стучало сердце, бурлила смола, старясь помочь своему носителю. Филипп вздохнул, как вздыхают перед неприятной работой, которая должна быть сделана. Оставлять напарнику хотя бы крохотный шанс на жизнь он не собирался.
Наклонившись над Ярославом, он извлёк из его экипировки на груди особый значок и закинул его к себе в карман. Не то чтобы он всерьёз опасался, что напарник вызовет помощь — в его состоянии это едва ли было возможно, — просто Филипп предпочитал перестраховываться. По этой же причине он присел на корточки и свернул Ярославу шею. Смола тут же прекратила свои жалкие потуги и замерла. Всё было кончено.