Дикие дни

Мастер присел на корточки, откинул в стороны полы пальто, подтянул рукава вверх и быстро провел руками над мокрой от крови спиной Димона.

– Две пули прошли навылет, пробив правое легкое. Одна при этом еще сломала ребро. Сильного кровотечения нет – и это хорошо.

– Кровотечение само остановится, – сказал Димон, – У меня высокая степень регенерации…

– Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю, – недовольно перебил его Мастер. – Еще одна пуля застряла у основания шеи, – Мастер пальцем указал место. – И последняя, четвертая, застряла в кости, раздробив правую лопатку.

– Чтобы осколки кости собрать, нужна Виола, – скорбно произнес Димон.

– Попробуем без нее разобраться, – Мастер двумя пальцами оттянул воротник Димоновой куртки, чтобы взглянуть на рану на шее. – У кого-нибудь нож с собой есть?

Шарков достал из внутреннего кармана куртки складной армейский нож, открыл его и рукояткой вперед протянул Мастеру.

– На твоем месте я бы поблагодарил Димона, – сказал Мастер, принимая нож. – Полагаю, у тебя степень регенерации не такая высокая, как у него. Если бы эти четыре пули достались тебе, ты, скорее всего, был бы уже мертв. А оживлять мертвецов я не умею.

– Не умеешь или не пробовал? – спросил Димон.

Чем спас Шаркова, который после произнесенной Мастером речи чувствовал себя крайне неловко. Он и сам, слава богу, не дурак, понимал, что обязан Димону жизнью. Но он не знал, какими словами выразить свою признательность. Особенно в присутствии других людей.

Мастер одним движением разрезал воротники куртки и рубашки на Димоне и завернул края разреза внутрь, чтобы оказалось открыто входное пулевое отверстие.

– Щекотки боишься? – спросил он у Димона.

– Что? – непонимающе приподнял голову тот.

– Не шевелись! – строго приказал ему Мастер. – Дернешься, велю Федору тебя держать.

– Понял, – обреченно вздохнул Димон.

Судя по голосу, приготовился он к самому худшему. Хотя, казалось бы, что еще могло быть хуже, чем пуля в шее?

Рукой, в которой он держал нож, Мастер оперся на пол. Раскрытой ладонью другой руки он сначала сделал круговое движение над открытой раной, после чего отвел ее в сторону и чуть согнул пальцы, как будто готовясь поймать брошенный ему мяч.

– Считай до десяти, – велел он Димону.

– Один, два, три…

Шарков глазам своим не поверил! Пулевое отверстие на шее Димона само собой вдруг раскрылось, и оттуда вылетела немного деформированная пуля!

Взмахнув рукой, Мастер, словно муху, поймал ее на лету.

– Довольно, – сказал он Димону.

И кинул пулю Шаркову.

Прижав к кровоточащей ране ватно-марлевую прокладку из индивидуального перевязочного пакета, что нашелся в сумке у Карцева, Мастер занялся второй раной. Пулю из нее он извлек тем же способом, что и из раны на шее. Но на то, чтобы собрать раздробленную лопаточную кость, у него ушло около десяти минут. Со стороны могло показаться, что он вообще ничего не делал. Мастер сидел на корточках и только время от времени быстро проводил над раной на спине Димона рукой, совершая при этом быстрые, кажущиеся хаотичными, движения всеми пятью пальцам одновременно, как будто пальцы его запутались в липких, тянущихся нитях, от которых он старался избавиться.

Рядом с ним на корточки присел Федор. Положив большие руки длинными, широкими кистями на колени, Федор с любопытством наблюдал за манипуляциями Мастера.

– Что там, в конце? – спросил Мастер.

– Темнота, – негромко ответил Федор. И, чуть помедлив, добавил: – Мрак.

– Ты не заглядывал в Темноту? – спросило Мастер.

Федор отрицательно мотнул головой.

– Разве альтеры не могут видеть в темноте? – удивился Карцев.

– Это другая Темнота, – ответил Федор.

– Что значит «другая темнота»? – непонимающе пожал плечами Виктор.

– Не та, которая наступает, когда гасят свет, – объяснил Федор.

Виктор недовольно поджал губы. Ответ Федора не устраивал его, но он не знал, как объяснить альтеру, что он от него хочет.

– В саамском языке существует более ста восьмидесяти слов, относящихся к снегу и льду, – сказал Мастер, в очередной раз проведя шевелящимися пальцами над раной Димона. – Саамы живут среди снега и льда, поэтому правильное определение того и другого может оказаться для них жизненно важным. Мы привыкли жить при свете дня или при электрическом освещении. Мы гасим свет, только когда ложимся спать. Поэтому разница в оттенках тьмы для нас несущественна. Хотя на самом деле тьма бывает разная. В ту Тьму, что внизу, даже я не могу заглянуть. Это не просто темнота, а, если можно так выразиться, идеальный мрак.

– И откуда он здесь взялся? – спросил Виктор. И, словно пробуя слова на вкус, медленно повторил: – Идеальный мрак.

– Интересный вопрос, – едва заметно улыбнулся Мастер. – Но ответа на него у меня нет.

В очередной раз проведя рукой над раной, Мастер вдруг резко встряхнул кистью, как будто хотел избавиться от остатков прилипшей к кончикам пальцев паутины.

– Вставай, – сказал он Димону.

И сам легко поднялся на ноги.

Димон встал. Подвигал плечами. Наклонил голову сначала к одному плечу, затем к другому. И, заведя правую руку за спину, поскреб пальцами между лопаток.