Дикие сердца (ЛП)

Прежде чем он успевает выкрикнуть мне оскорбления в лицо, я громко говорю: — Мне все равно, нравится тебе это или нет.

— Я похитил тебя!

— Ты спас меня от смерти от огнестрельного ранения.

— Выстрел, который предназначался мне!

— Да, и с тех пор ты балуешь меня, до смерти беспокоишься из-за каждого моего легкого кашля и щадишь людей, которых ты обычно убивал, потому что я тебя об этом попросила. Если только эта история про Паука не была ложью, но я не думаю, что это было так, потому что я знаю, что ты не любишь разочаровывать меня.

Когда он исполняет свой ритуал рычащего-ощетинившегося-мачо, я пренебрежительно машу ему рукой. Я еще не закончила говорить.

— Кроме того, ты держал свои руки при себе и свой член в штанах, хотя мы оба знаем, что ты этого не хочешь, и я ничего не смогу сделать, чтобы заставить тебя остановиться, если ты решишь поступить со мной по-своему.

Сквозь стиснутые зубы, напрягая жилы на шее, он недоверчиво спрашивает: — Хочешь, я поступлю по-моему?

— Ты знаешь, что я имею в виду. Я хочу сказать, что люди, которые не являются семьей и не спят вместе, но которые присматривают друг за другом, заботятся друг о друге и идут друг ради друга на жертвы, на которые в обычных условиях не пошли бы, называются друзьями. Смирись с этим.

Он свирепо смотрит на меня. Судя по тому, как выпучиваются его глаза, его голова может взорваться в любую секунду.

Вместо этого он спускается с крыльца и прячется за деревьями.

Я не вижу его снова до следующего утра.

30

Maл

Я бы никогда не взял ее, если бы знал, что с ней будет столько проблем.

Она все перевернула. Вся моя жизнь была перевернута с ног на голову крошечным демоном-беспризорником и ртом размером с ее яйца.

Она меня не боится.

Она думает, что я ее друг.

Она благодарит меня за все, хотя должна была бы кричать на меня в ярости или ужасе.

Я ничего из этого не понимаю.

Я смотрю на ее спящую фигуру. Она свернулась калачиком в постели на боку, подложив руки под щеку, и выглядит обманчиво ангельской.

Я знаю, что это уловка. За милой, невинной внешностью скрывается 600-килограммовая горилла с железной волей.

За исключением моей курносой "Беретты", я никогда не встречал ничего настолько маленького, но в то же время такого свирепого.

Я тихо выхожу из спальни и закрываю дверь, сопротивляясь желанию оставить ей записку с сообщением, когда вернусь.

Три часа спустя я сижу в московском отеле "Ленин" и смотрю на Паука в баре.

Он смотрит в свой бокал, игнорируя пышногрудую женщину слева от него, которая продолжает пытаться привлечь его внимание. Несколько других женщин за соседними столиками тоже поглядывают в его сторону, но он, кажется, не обращает на них внимания.

Он расстроен. Потягивает виски. Погружен в свои мысли.

Я знаю, о чем он думает.

Вернее, о ком.

У демона-беспризорника есть раздражающий способ удерживать внимание мужчины в заложниках.

Я сажусь на табурет справа от него. Он смотрит на меня, делает двойной дубль, затем вскакивает на ноги, рыча.

— Нажми на курок, и ты никогда ее не найдешь, — спокойно говорю я пистолету, который он тычет мне в лицо.

Женщина слева от него кричит и падает со своего барного стула. Другие посетители следуют за ней, когда она выбегает. Тогда остаемся только я, Паук и бармен, который наливает мне двойную порцию водки.

Он ставит её передо мной и качает головой двум охранникам, которые как раз входят, предупрежденные о неприятностях быстрым исходом толпы.

Они бросают на меня один взгляд, разворачиваются и уходят обратно.

Иногда хорошо быть гангстером.

— Присаживайся, Паук.

Взбешенный, он кричит: — Где она, черт возьми?

—Где-то в безопасном месте. Присаживайся.

Я вижу момент, когда он решает выстрелить мне в ногу, а не в лицо. Прежде чем он успевает, я вскакиваю на ноги и приставляю дуло пистолета к его подбородку.

К сожалению, у него хорошие рефлексы. Он не роняет оружие, не отступает назад и не совершает никаких других тактических ошибок.

Он просто отвечает тем же, тыча дулом своего "Глока" мне под челюсть.

Мы стоим вот так, сцепив локти, с заряженным оружием, готовые разнести друг другу головы, пока он не произносит сквозь стиснутые зубы: — Она жива?

— Да. И не благодаря тебе.

— Где ты ее держишь?

— Не трать мое время на глупые вопросы.

— Я должен убить тебя, черт возьми!

— Возможно. Но если ты это сделаешь, она умрет с голоду. Одна. Это действительно то, чего ты хочешь?

Он яростно ругается по-гэльски. Очевидно, ему требуется каждая капля самообладания, чтобы не нажать на курок.

— Ты ей нравишься, ты знаешь.

Застигнутый этим врасплох, Паук моргает. — Что?

—Это единственная причина, по которой ты сейчас не мертв. Она просила меня не убивать тебя. Даже после того, как ты всадил ей пулю в живот, она все еще говорила, что ты ее друг. Если подумать, это действительно что-то другое. Лично я, если бы потерял почку, селезенку и два литра крови, мое настроение было бы немного менее снисходительным.

Он облизывает губы и переступает с ноги на ногу. Грубым голосом он говорит: — Позволь мне отвезти ее домой.

— Она дома. Она моя.