Дикое поле

Так в чем вина? Разве он плохо стерег Данилку, допустил к нему чужого или, спаси Бог, сам подсыпал ему зелья в похлебку? Так ведь нет! Караул Иван нес как положено, с пленником в разговоры не вступал, никого к нему не допускал. Да и кто чужой может появиться на тайном подворье Бухвостова? Со всех сторон оно огорожено высоченным тыном, вдоль которого бегали огромные злющие псы, натасканные сразу хватать человека за горло. Ворота охраняли стрельцы — люди проверенные, отобранные самим Никитой Авдеевичем.

И все-таки Демидова отравили. Похлебку эту ели в обед и караульные стрельцы, но никто из них даже животом не занедужил. Сварили ее там же — стряпней занималась старая бабка, хорошо известная дьяку, в котлы нос никто не совал, но… Данилка выхлебал несколько ложек и загнулся. Кто его отправил в мир иной, кому он костью встал поперек горла? А главное, кто мог знать, что он у Бухвостова под замком, и не только знать, а проникнуть к узнику и отравить его? Загадка! Неужто кто-то из своих переметнулся на чужую сторону? Видно, не зря дьяк позвал татарчонка и велел ему искать врага в доме…

Минул день, потом другой. Как-то проходя по двору, Попов увидел Никиту Авдеевича: дьяк сидел в тенечке на лавке и блаженно щурился, как сытый кот. Иван замедлил шаги, надеясь шмыгнуть в какую-нибудь щель, но Бухвостов уже поднял голову, заметил оробевшего стрельца и поманил его пальцем:

— Поди сюда!

Иван подошел. Дьяк хлопнул широкой ладонью по лавке. Попов сел.

— Прячешься? — усмехнулся Никита Авдеевич.

— Да я…

— Прячешься, — утвердительно повторил дьяк. — Зря! Я на тебя сердца не держу и ни в чем не виню. Дело наше такое: по-всякому, бывает, поворачивается.

— Надо было мне самому похлебку попробовать, — вздохнул Попов.

— Да? Это ты дельно придумал. Только если в другой раз кого отравить захотят, ты первым и помрешь… Но порядок такой завести нам надо и животину какую для пробы приспособить. Иначе я без стрельцов останусь. Собаку, что ли, первой кормить? А?

— Можно и собаку, — рассмеялся Иван. На душе у него полегчало.

— Ладно, иди, — махнул рукой Никита Авдеевич. — Что раньше с тобой словом не перемолвился, так просто недосуг. Хлопот много. Завелся змей подколодный, так и жди, где еще ужалит. Ты тоже поглядывай!

После такого разговора Иван повеселел и решил зайти в кабак, выпить чарку, а потом и домой. Сегодня служба закончена, дело к вечеру, а тут еще встретился давний, приятель, Лаврушка 3ахаров, с которым росли на одном конце улицы. Вот и получилась компания.

— Только по чарке, Лавруха, и домой, — предупредил Попов. Он прекрасно знал, что Захаров иногда любил заглянуть бочке на дно. В такие дни его вытаскивали из кабака всей семьей, а то и соседей приходилось звать на помощь.

— Конечно, — немедленно согласился Лаврушка, блестя глазами и оживленно потирая руки. — Конечно, по одной.

Иван недоверчиво покосился на него, но промолчал. Вскоре они вошли в шумный, битком набитый питухами кабак неподалеку от торга. Дородный кабатчик принял деньги, налил им по чарке, и приятели с трудом отыскали свободное местечко за длинным столом.

Вокруг гудели пьяные голоса, раздавался визгливый смех гулящей девки, которую, не стесняясь, лапали два патлатых мужика, кто-то божился, призывая в свидетели всех святых, кто-то плакал, размазывая по щекам слезы и жалея себя, горемычного, а кто-то похрапывал, свалившись под лавку и не имея ни сил, ни денег, чтобы пойти с чаркой на новый круг. Хлебнув водки, Лаврушка еще больше оживился и путано начал объяснять, как лучше поливать огород. По его словам выходило, что он чуть ли не первый огородник на Москве, но Иван слушал рассеянно.

На дальнем от них конце стола сидели четверо мужичков, попивали водочку и закусывали ржаными лепешками. Лицо одного из них — крепкого детины с окладистой бородой, в низко надвинутой лохматой бараньей шапке — показалось Попову странно знакомым. Не слушая назойливо бубнившего Лаврушку, стрелец пытался вспомнить: где он встречался с этим человеком? Но, будто назло, вспомнить не удавалось — вертится что-то в голове, а нужное никак не вылезет.

И вдруг, словно заново открылись глаза, и неприятный холодок закрался под сердце. Перед мысленным взором Ивана возникли широкий двор корчмы предателя Исая, распахнутые ворота и кучка разбойников около них. Точно, этот бородач держал в руках ружье, из которого подбежавший Данила выстрелил в коня Терентия Микулина. Однако не обознаться бы, не то потом сраму не оберешься. В комнате охотничьего дома, где захватили Демидова, бородача не было. Значит, он спал в людской или вообще отсутствовал. Эх, кабы еще знать, сгорел дом или нет? Вроде, когда они с Павлином уезжали, крыша занялась, и даже дым повалил. Но разбойнички могли выбраться и потушить пожар.