Дикое поле

Выйдя на опушку, он спрятался в кустах и впился взглядом в покосившийся шалаш, но заходящее солнце слепило, и раздосадованный серб перебрался на другое место. Раздвинул ветви и снова выглянул. Из его груди вырвался вздох облегчения — на жердях болталась выцветшая синяя тряпка. Старик не подвел!

Решив не ждать, пока полностью стемнеет, Ивко сразу же отправился к морю: предстояло пройти немалое расстояние, и зря терять время не следовало. Сегодня судьба была к нему благосклонна, и серб достиг побережья без происшествий. Спустившись к воде, он услышал, как кто-то негромко стучал камнем о камень. Наиль?

Подобрав пару обкатанных волнами голышей, Ивко тоже стукнул ими один о другой. Из расщелины в скале появился старик и позвал:

— Иди сюда!

Сделав несколько шагов, Ивко увидел наполовину вытащенную на берег лодку. Рядом с ней стоял исполинского роста человек. Вся его одежда состояла из коротких, едва доходивших до колен, широких штанов. Опершись на весло, он застыл как изваяние.

— Куда ты хочешь плыть? — спросил старик.

— К Перекопу.

— Якши! Три монеты, — гулким басом сказал исполин.

— У него большая семья, — вздохнул Наиль.

Ивко достал кошелек и отдал рыбаку пять монет. Тот молча взял их и засунул за щеку. Обернувшись к старику, серб ощупью нашел его ладонь и тоже вложил в нее пять монет.

— Зачем? — запротестовал тот, пытаясь вернуть деньги. — Не надо.

— Купишь подарок Юлдуз. — Ивко обнял его на прощание — Спасибо за все.

— Да хранит тебя Аллах! — Наиль на мгновение прижался щекой к плечу серба.

Ивко не успел и глазом моргнуть, как могучие руки подхватили его, подняли и бережно перенесли в лодку. Рыбак ухватился за ее нос и столкнул в пенистую воду. Усевшись на корме, он сильно отпихнулся от камней веслом и начал выгребать навстречу волнам. Вскоре берег растворился в кромешной тьме. Рыбак поставил мачту и распустил парус.

— Вода, хлеб. — Он показал на бочонок и сверток рядом с ним.

Видимо, исполин не отличался особой разговорчивостью. Серб улегся на свернутые сети и задремал.

Почти двое суток они плыли на север. Днем — под палящими лучами солнца, ночью — под широким черным пологом неба, усеянного яркими точками звезд. Когда ветер ослабевал, рыбак садился на весла и неутомимо гнал лодку вперед. За все время плавания он не сказал ни слова. Только утром третьего дня показал мускулистой рукой на прибрежные заросли камыша и прогудел:

— Тебе туда.

С треском ломая сухие стебли, нос лодки врезался в плавни. Перевалившись через борт, Ивко по пояс в воде пошел к берегу.

— Стой! — неожиданно окликнул его рыбак.

Серб обернулся. Татарин протянул ему остатки хлеба.

— Возьми.

— А как же ты? — удивился Ивко.

— В море рыба, — лаконично ответил исполин. Вспенивая мутную воду мощными гребками, он быстро вывел лодку из зарослей и направил в открытое море. И вот она уже превратилась в маленькую точку, трудноразличимую среди искрящихся в солнечном свете волн.

Выбравшись на берег, серб вылил из сапог воду и просушил одежду. Всухомятку пожевал хлеба, оделся и пошел, держа направление на северо-восток. Вокруг расстилалась безлюдная степь. Солнце поднималось все выше и начинало припекать. Мучительно хотелось напиться чистой холодной воды и завалиться в тенечке, пусть даже на голой земле, лишь бы только не мерить шагами прокаленную, пахнущую пылью равнину.

Где его высадил рыбак? Ясно, что недалеко от Перекопа, но где он, Перекоп, — уже за спиной или еще впереди? И поблизости никаких признаков жилья, а там, где нет жилья, не найдешь ни воды, ни коня. Но без коня никогда не добраться до Азова — пешком степь не перейти, замучит жажда и спалит солнце.

Заметив на горизонте тоненькую струйку дыма, Ивко сначала не поверил глазам: уж не наваждение ли? Бывает, что от бесконечного пекла начинает мутиться в голове и чудится всякое — то стаи птиц, то зеленые дубравы. Он зажмурился и отвернулся, а потом вновь посмотрел туда, где заметил струйку дыма. Она не исчезла! Значит, там люди, вода и, конечно, лошади! Серб побежал, но вскоре перешел на шаг и, наконец, остановился; куда он торопится? Летит, как неразумный мотылек на огонь, не подумав, что разжечь его в степи могут только ордынцы. Нет, нужно быть осторожным. Зорко осматриваясь, он начал забирать левее, чтобы выйти к костру с наветренной стороны: если у татар есть собаки, они не сразу учуют запах чужого человека и не успеют поднять лай. Хорошо, если это костер одинокого табунщика. Впрочем, не стоит загадывать.

Когда ветер донес до него запах дыма, Ивко лег на землю и пополз, прячась в траве. Вскоре он услышал голоса и сердитое ворчание собаки. Приподнявшись, увидел сидящих у костра трех татар. Чуть поодаль, навострив уши, беспокойно вертел головой лохматый пес, стараясь уловить, откуда исходит настороживший его запах чужака.

Над огнем булькало в казане какое-то варево. Один татарин — малорослый, с плоским, как у каменной бабы, лицом — помешивал деревянной ложкой в казане. Двое других сидели к сербу спинами, небрежно бросив свои луки на траву. В стороне паслись заседланные лошади. Лошади!